Наследник фаворитки
Шрифт:
Древняя старуха была похожа на ведьму из детских сказок — сгорбившаяся, с кривым хищным носом, седыми патлами и живыми пронзительными глазами. Про себя он тут же окрестил ее Вельзевулом.
— Ну, так уж и хорошо… А ты стал совсем большой. Настоящий мужчина. Маленьким ты был темней. Впрочем, с возрастом цвет волос может измениться. — Она пытливо оглядела его — Как мало осталось от прежнего мальчика! Ишь вымахал, гренадер…
Алик застенчиво потупил глаза, стоял ни жив ни мертв.
— Как Настенька, твоя сестрица? — после паузы вновь заскрипела старуха.
Алик
— Всех извела. И нас, и себя, и женихов. То глупый, то старый, то бедный, то некрасивый…
— Я знаю, мне Валя писала.
— Вы сами очень редко пишете, тетя, — с укором уточнил Алик.
— Да, — капризно подтвердила старуха. — Раз в год. Это мое правило. А кому надо чаще? Кому я нужна, живая развалина? Ты учишься или работаешь?
— Я инженер, тружусь на большой стройке, тетя.
— Партийный? — Они до сих пор стояли в прихожей ее двухкомнатной квартиры. Тетя получила ее взамен своего снесенного при застройке микрорайона кирпичного дома.
— Ну что вы, тетушка! — всей душой возмутился Алик. — Я не хочу ни с кем объединяться, ходить на собрания, платить взносы. У меня свои принципы. Я индивидуалист. И вообще, если хотите знать, для меня семья, в широком, разумеется, смысле, — единственная общественная организация.
— Что же мы стоим здесь? — проскрипела тетя. — Проходи, голубчик. Как там у вас? Поди, суета? Девицы, как и прежде, всё в бегах за модными тряпками?
— Вот именно, тетя, — с пониманием улыбнулся Алик.
Он осторожно оглядывался по сторонам. В комнате, загроможденной старой и новой мебелью, было сумрачно и затхло. В углу наблюдательный внучатый племянник заметил большой телевизор. Еще раньше краем глаза засек на кухне холодильник.
Весь правый угол занимал старинный оклад иконостаса — тусклые иконы со строгими ликами Христа, богоматери и святых, с полуслепо мигающим огоньком лампадки.
— В бога веруешь? — испытующе спросила старуха.
— А как же! — с нотками благородного вызова ответил Алик. — Бог в наших сердцах. «Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам…» Святое евангелие от Матфея, тетушка, — Алик преданно смотрел на нее.
Тетка с новым одобрительным интересом глянула на гостя:
— Ну уж, отворят…
Алик шагнул в сторону, плечом толкнулся о шкаф, тотчас сделал реверанс в его сторону:
— Ах, извините.
И тут же зацепил коленом стул, и снова рука к сердцу, рот в улыбке:
— Ах, простите, какой я неловкий…
Тетя внимательно наблюдала и сделала свой вывод: «Кажется, воспитан, вежлив…»
В центре комнаты стоял большой круглый стол на витых мореного дуба ножках, накрытых коричневой парчовой с золотой бахромой скатертью. Поверх нее лежала прозрачная полиэтиленовая пленка. Заметив быстрый взгляд Алика в сторону рояля, тетя пояснила:
— «Беккер». Сделан на заказ. Серебряные пластинки. Я когда-то играла. Достанется кому-нибудь из вас в наследство.
Алик негодующе взмахнул рукой. (У Леона было слишком много двоюродных и братьев и сестер.)
— Ну что ж, — тетя сухо покашляла, — здесь ты тоже можешь неплохо отдохнуть.
Бронзовотелый Алик как раз в этом особенно нуждался.
— Здесь есть река, — продолжала тетушка. — Много зелени, парков. Овощи, фрукты. Ты любишь раки?
— Люблю, — тотчас признался Алик и смущенно улыбнулся. — Крабы тоже. И креветки. Даже кальмары, если их как следует приготовить.
— На рынке раков сколько хочешь, кажется, полтинник — штука. Или рубль, не помню. А где ты собираешься жить? — вдруг настороженно спросила она, и ее острый подозрительный взгляд проколол Алика насквозь, как булавка насекомое. В этот миг ему стало не по себе. Все-таки он близкий родственник. И это просто бестактно с ее стороны вот так смотреть на него, как на какого-нибудь, извольте сказать, дармоеда или жулика.
— Я могу снять номер в гостинице, — решительно проговорил он, преданно глядя на старуху.
— Я получила два твоих письма, — сказала она размеренным бесцветным голосом, — и уже подумала над этим. Ты можешь остановиться у меня. Места хватит. Если пожелаешь, конечно.
— Что вы, что вы, тетя! Мерси боку! Я буду очень рад. Ведь я не смел и надеяться. — Он поспешно наклонился и с внутренним содроганием поцеловал ее морщинистую щеку.
— Я приготовлю чай, — она сделала попытку привстать. — Ты любишь чай? Или, как все современные, кофе?
— Ради бога, тетя. Чай, только чай. Я все сделаю сам, — оживленно говорил Алик, мягко касаясь плеч тетушки своими руками. — И не беспокойтесь, пожалуйста. Пока я здесь, я все буду делать сам. Если хотите знать, я даже люблю хозяйничать, — бодро выложил он святую правду-матку о цели своего приезда. Но это выглядело так непосредственно и наивно. — Мне надо было родиться женщиной, — скромно улыбнулся Алик, до конца натягивая на себя овечью шкуру.
— Ну, хорошо, хорошо, — проскрипела старуха. — Если любишь, хозяйничай.
Алик захотел показать себя во всем блеске и тут же взялся готовить чай.
Заваривая чай, Алик стал весело напевать:
По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там… П-о-о-о-о морям, морям, морям, морям, Эх, нынче здесь, а завтра там…Тетушка некоторое время настороженно вслушивалась, потом поощрительно заулыбалась — последние остатки ее недоверия улетучивались, как клочья тумана под жаркими лучами солнца.
— Я помню, помню, — продолжая улыбаться, проскрипела она. — Ты очень любил эту песенку. Правда, ты тогда пел ее по-другому, в ритме марша.
— Да, да, — подхватил счастливый Алик, до глубины души тронутый словами тетушки. — Я маршировал по дому, размахивая игрушечной саблей, и пел эту песню. Вот так: «Ты… моряк…. красивый… сам… собою… Тебе… от роду… двадцать… лет…»
— А ты помнишь песню, которую я тогда очень любила? Ты тоже знал ее.
В груди Алика так и захолонуло от испуга: неужели забыл слова? Не зря же он дотошно обо всем, касающемся привычек тети, выспрашивал у Леона. Нет, не зря. Алик с неподдельным чувством запел: