Наследник фортуны
Шрифт:
— Лучше бы наш мир уничтожил революционеров! — заметил кто-то.
— Всё верно. Слышали, господа, что произошло в Истоминской губернии? — подхватил другой голос. — Крестьяне отказались выходить в поля! Требуют улучшения условий труда. Представляете? И это на фоне-то грядущей схватки за власть. Уже всем ясно, что Император наш долго не протянет!
— А бомбисты чуть самого графа Перепелицына в его же доме едва не взорвали!
— Господа, успокойтесь! — повысил голос профессор, тревожно облизав губы. Ему явно не хотелось, чтобы на его лекции обсуждали подобные темы. — Повторяю, лекция
Профессор изобразил полупоклон, после чего взбудораженный народ встал на ноги и поаплодировал ему. Даже скептики не жалели ладоней. Всё-таки они получили бесплатное развлечение.
— Замечательная лекция, — приподнято произнесла Варвара, когда гром аплодисментов стих. Она следом за Ядвигой стала спускаться по проходу между лавок и парт.
— Ага, — поддакнул я, двигаясь за девушкой и видя перед собой её шляпку.
— Никита Алексеевич, я желаю свести личное знакомство с профессором Сафроновым. Наверняка он ещё не покинул здание и находится в своём кабинете. Не хотите составить мне компанию?
— Вы правы, сударыня! — донёсся из-за моей спины звонкий голос рыжего, который чуть ли не дышал в мой затылок. — Уж простите, что ненароком подслушал ваш разговор. Профессор Сафронов действительно имеет привычку не сразу покидать университет. Ежели мы поспешим, то успеем перемолвиться с ним.
— С кем имею честь? — холодно спросил я, глянув через плечо на улыбающегося парня. С хрена ли этот кадр решил пойти с нами, ведь он всю лекцию излучал скептицизм?
— Максим Александрович Кондратьев, — представился Рыжик, коротко кивнув мне. — Студент второго курса сего университета. Естествоиспытательский факультет. Хозяин жидкостей, то бишь я способен менять свойства жидкостей.
— Никита Алексеевич Шипицин.
— Варвара Ульяновна Толкницкая, — с обворожительной улыбкой прощебетала девушка, бросив на парня милостивый взгляд.
Хм… Поведение милашки царапнуло мою собственническую душу. И мне улыбается, и этому рыжему козлу. Однако стоит напомнить себе, что я ей нет никто и звать меня никак, так что она имеет полное право улыбаться кому угодно.
Меж тем мы вышли из аудитории, а в коридоре, около окна, уже стояла слегка опередившая нас Ядвига. И Рыжик таким взглядом пробежался по панне, что я мигом понял подоплёку его поведения. Дурачок оказался слаб зрением и положил глаз на Ядвигу. Видимо, он присмотрел её ещё во время лекции. Как только её со статуей не спутал? Тут же вся моя враждебность к нему сменилась жалостью. Эх, бедолага…
Кондратьев, держа в правой руке шляпу-котелок, подошёл к польке и представился ей, а та весьма прохладно назвала в ответ своё имя.
Я же склонился к плечу Варвары и тихонько проговорил:
— Сударыня, Максим Александрович учится на естествоиспытательском факультете. А когда же мы будем выбирать факультет?
— В следующем году. На первом курсе все студенты постигают науки вместе.
— Ясно, — проронил я и двинулся следом за Рыжиком, который уверенно повёл нас по коридору.
Идти оказалось недалеко. Уже через несколько минут Макс на правах экскурсовода постучал в дверь кабинета и улыбнулся Ядвиге. А у той на лице не дрогнул ни один мускул.
— Войдите! — донёсся из-за двери сильный голос профессора.
Кондратьев открыл дверь, посторонился и галантно сказал девушкам:
— Прошу, сударыни, проходите.
— Благодарю, — вежливо произнесла Варвара и вместе с подругой вошла в кабинет.
Анатоль Иванович Сафронов восседал за рабочим столом и, прищурив один глаз, держал во рту курительную трубку. Табачный дым сизыми кольцами поднимался к потолку, отделанному деревянными панелями. А перед столом профессора стояла колоритная парочка: крепкого телосложения короткостриженый мордастый шатен в дорогом сюртуке с серебряными пуговицами; и худой взлохмаченный русоволосый парнишка, который оказался до того сутулый, что его плечи были чуть ли не выше головы.
— А-а-а! Кондратьев! — вкрадчиво протянул профессор, глянув на Макса с притворным раздражением, совсем не вязавшимся с его дружелюбными мутноватыми глазами. — Опять явились пить мою кровь? Что вы устроили на лекции? Безобразие!
— Так ежели бы не я, то кто-нибудь другой. Вы же сами знаете, господин профессор, — пожал плечами парень и бесцеремонно уселся на софу, прикорнувшую в углу кабинете около шкафа с книгами и папками. — Зато я привёл сразу троицу молодых людей, желающих лично засвидетельствовать вам своё почтение.
Сафронов с одобрением посмотрел на девушек, а те мигом принялись нахвалить его. Правда, в основном говорила Варвара. Панна вставила всего одну-две реплики, да и я проронил пару слов.
И пока разрумянившаяся Толкницкая пела оды профессору, её, точно породистую лошадку, не таясь, рассматривал шатен. Его серые высокомерные глаза навыкате исследовали ладную фигурку девушки, а толстые губы кривились в усмешке охотника.
Я мигом ощутил заворочавшегося внутри зверя и покашлял в кулак, привлекая внимание мордастого. Тот нехотя оторвал взор от Варвары и нарвался на мой холодный взгляд, могущий заморозить пламя. Но урод не стушевался. Криво усмехнулся, облил меня презрением и откровенно уставился на попку Варвары. А та наконец-то перестала извергать хвалебные слова, будто «калаш» пули.
— Благодарю, давненько мне не доводилось слышать столь лестных фраз, — польщено выдал Сафронов и почесал свой выдающийся нос, кончик коего мог похвастаться красными прожилками.
Кажется, профессор — большой любитель заложить за воротник. Вон у него и характерные тёмные мешки под глазами имеются. Да и во фляжке, наверное, был далеко не простой травяной настой. По-моему, в воздухе даже витает лёгкий запах спиртного.
— Я-я т-тоже считаю, ч-что вы д-достойны т-таких слов, — выдал Сутулый, оказавшийся ещё и заикой. Из какой же он кунсткамеры выбрался?
— Прошу вас, присаживайтесь, — радушно произнёс Анатоль Иванович. — Глядя на ваш энтузиазм, я просто обязан изложить вам свою идею, посетившую меня намедни.
Девицы с готовностью присели на софу. А я специально уместился между ними и недовольно поджавшим губы Максом. В свою очередь, Сутулый и мордастый ублюдок уселись на стулья подле стола профессора, который не торопился продолжать свою речь. Он взял хрустальную пепельницу и несколько раз ударил курительную трубку о её край, избавляясь от остатков табака.