Наследник имения Редклиф. Том второй

Йондж Шарлотта Мэри

— Лежи, Бога ради, спокойно! возразила Эмми: — болитъ у тебя голова?

— Болитъ!

— Какая она у тебя горячая, — продолжала она, прикладывая руку къ его лбу. — Въ виски такъ и бьетъ. Ты врно простудился гуляя. Не вставай, дорогой мой, теб хуже будетъ.

— Мн нужно идти къ Филиппу, — говорилъ Гэй, силясь встать; но голова у него дотого кружилась, что онъ не могъ удержаться на ногахъ.

— Не вставай, прошу тебя, — умоляла Эмми, когда онъ немного оправился. — Я пойду сама къ Филиппу. Лежи смирно, я принесу теб чашку чаю. — Въ слдующей комнат на стол уже былъ приготовленъ завтракъ. Отъ чаю Гэй отказался, отослалъ жену внизъ и далъ ей наставленіе, что приготовить для Филиппа. Тотъ, въ свото очередь, очень изумился, увидавъ Эмми вмсто ея мужа, и извстіе о томъ, что Гэй нездоровъ, сильно его встревожило.

— Онъ изъ силъ, бдный, выбился, — говорилъ больной

дрожащимъ голосомъ. Немудрено, шутка-ли, столько времени онъ за мной ходилъ! — Эмми поставила передъ нимъ все нужное для завтрака и онъ принялся сть молча. Видно было, что ему тяжело принимать услуги отъ Эмми.

— Гэй моя няня, — сказалъ онъ нсколько времени спустя: — я къ нему дотого привыкъ, что мн трудно безъ него. Вамъ, Эмми, никогда ужъ не придется сказать теперь, что я не умю цнить вашего мужа!

— Полноте, вамъ вредно разстроивать себя, — возразила ласково молодая женщина, видя, что у Филиппа слезы на глазахъ. У нея у самой было сердце не на-мст, такъ сильно хотлось ей уйдти поскоре къ мужу, а между тмъ Филиппъ отъ слабости едва двигалъ руками и ей нельзя было оставить его одного.

Она нашла Гэя уже раздтымъ и въ постели. По его приказанію, Эмми пошла завтракать сама, но вскор вернулась. Ей показалось, что у мужа жаръ, все лицо его было красно и кровь въ вискахъ такъ и стучала.

— Эмми, — сказалъ Гэй, пристально взглянувъ на жену: — у меня горячка!

Не сказавъ ему ни слова, Эмми взяла его за руку и стала считать удары пульса. Пульсъ билъ очень сильно. Она машинально встала, пошла въ другую комнату и, свъ у стола, начала писать записку къ доктору-французу, приглашала его пріхать. Соображать она не была въ состояніи. Слова Гэя ошеломили ее, но она не потеряла бодрость духа. Забывъ о томъ, что у нея на рукахъ теперь, вмста одного, двое опасно больныхъ, изъ которыхъ одинъ ея безцнный мужъ; забывъ о своей молодости, неопытности, о страшномь гор, ей грозившемъ, Эмми твердила одно: теперь мн не на кого надяться, кром Бога, да будетъ же Онъ моимъ защитникомъ! и, вооружившись силою вры, она принялась исполнять должность сидлки около мужа и у постели Филиппа, кротко, безропотно, какъ всегда. Первый день прошелъ въ сильной тревог; Гэй не терялъ сознанія, напротивъ, онъ былъ въ неестественномъ напряженіи и въ ожиданіи доктора пробовалъ на себ вс средства, оказавшія помощь Филиппу. Въ то же время онъ постоянно уговаривалъ Эмми не очень утомляться бготнею сверху внизъ, а самъ волновался говоря, что по милости его, Филиппъ будетъ заброшенъ. Больной метался по постели то въ озноб, то въ жару и тревожно взглядывалъ на Эмми, безпрестанно требуя подать ему то одно, то другое лекарство. Она поправляла его одяло и подушки, подавала ему пить, угождала какъ умла, но Гэй не переставалъ волноваться.

— Какой я нетерпливый! сказалъ онъ наконецъ, видя, что бдная жена совсмъ выбилась изъ силъ. Стану лежать смирно! и онъ улыбнулся, когда Эмми начала его укладывать какъ ребенка. Дйствительно, полежавъ съ полчаса покойно, не шевелясь, Гэй уснулъ.

Эмми нсколько успокоилась, но сонъ ея мужа былъ тревоженъ; жаръ во всемъ тл усилился и дыханіе становилось тяжело. Горячка видимо овладвала Гэемъ. Писать объ этомъ домой у нея духу недоставало, она тайно надялась, что докторъ успокоитъ ее, сказавъ, что ничего опаснаго не предвидится. Эмми было непріятно даже отвчать на вопросы Филиппа, когда она къ нему завернула, и употреблять слово горячка, когда тотъ спросилъ, какіе признаки болзни у Гэя. Но по лицу и по глубокому вздоху Филиппа, она догадалась, что и его тревожитъ одна съ нею мысль:- не заразился ли Гэй, ухаживая за нимъ.

Наконецъ явился докторъ; скрывать было нечего, онъ прямо отвчалъ, что у милорда та же болзнь, что у monsieur, но что характеръ горячки слабе. Бреду не было. Гэй только все спалъ и когда докторъ его разбудилъ, онъ ясно, отчетливо отвчалъ на каждый его вопросъ и вообще былъ покоенъ. По уход доктора, онъ съ слабой улыбкой взглянулъ на жену.

— Эмми! уговаривать тебя, чтобы ты не ходила за мной, было бы напрасно. Ты слышала, докторъ сказалъ, что у меня горячка не прилипчивая, и потому теб бояться нечего, не оставляй же меня!

— Я очень рада этому — отвчала Эмми.

— Только будь умница, — возразилъ Гэй, — не повреди себ. Дай мн слово, что ты не будешь сидть вс ночи напролетъ подл меня.

— Хорошо, что ты меня не гонишь отъ себя, грустно замтила Эмми.

— Жаль мн тебя, дитя мое! съ печальной улыбкой продолжалъ Гэй. — Шутка ли имть двоихъ больныхъ на рукахъ! Это крестъ Господень, прими его покорно; вдь ты давно общалась переносить со мною вс скорби земныя, настала пора

исполнить это общаніе.

Кроткое и вмст грустное выраженіе лица придавало красот Гэя какой-то особый характеръ. Эмми чувствовала, что ее притягиваетъ къ мужу не одна любовь, но какое-то глубокое уваженіе и даже страхъ, точно больной Гэй превратился въ неземное существо. Нагнувшись надъ нимъ, она смачивала его пылающую голову свжимъ одеколономъ, и когда спереди упрямые волосы начали безпрестанно падать ему на глаза, она, по приказанію мужа, отрзала непокорную волнистую прядь, которой Эмми и Шарлотта особенно любовались, говоря, что эта прядь есть термометръ расположенія духа Гэя. Онъ ее всегда теребилъ или приглаживалъ, смотря по тому, веселъ онъ былъ или грустенъ. Какъ ни жаль было Эмми посягать на прелестные волосы Гэя, она немедленно повиновалась и, срзавъ густую прядь на самомъ лбу, тщательно завернула ее и спрятала въ свой нессессеръ. Затмъ она прочитала мужу вслухъ псаломъ и онъ вскор опять заснулъ.

Дни проходили за днями, а горячка шла своимъ чередомъ; но Гэй не бредилъ. Онъ лежалъ по суткамъ въ тяжкомъ забытьи, и молодая жена его не отходила отъ постели больнаго, пока ее не звали внизъ, чтобы покормить Филиппа или получить письма съ почты. Какъ только наступала ночь, ее смнялъ Арно, а сама она уходила спать въ сосднюю комнату. Послднее было ей очень тяжело, она охотно просидла бы до утра, но сознавая, что болзнь Гэя будетъ продолжительна, она боялась потерять силы и сдлаться безполезной. Въ комнату къ мужу Эмми входила не иначе какъ съ кроткой улыбкой. Онъ часто отсылалъ ее къ Филиппу, но она скоро возвращалась, зная, что безъ нея Гэй всегда былъ въ волненіи, и его радостное выраженіе лица при ея вход, ясно говорило, что онъ только при ней и оживаетъ немного. Филиппъ, въ свою очередь, искренно стовалъ, что онъ, вмсто того, чтобы помочь Эмми, самъ служилъ ей бременемъ. Ему совстно было вспоминать прежнее свое самолюбіе и твердое убжденіе, что ему никогда не придется прибгать къ чужой помощи; Эмми, почти ребенокъ по лтамъ, служила ему теперь нянькой, и онъ безпомощный, слабый не могъ двигаться съ мста безъ тего, чтобы не опереться на ея руку. Не смотря на то, что Гэй отнималъ почти весь день у Эмми, Филиппъ не чувствовалъ недостатка ни въ чемъ. Все нужное подавалось ему во время, и Анна, Арно и старуха сидлка, итальянка, всегда были у него подъ рукою. Большую же часть времени Филиппъ все-таки оставался одинъ; окруженный книгами и газетами. онъ принимался иногда ихъ перелистывать, но слабость глазъ и недостатокъ соображенія отнимали у него охоту заниматься чтеніемъ. Онъ больше лежалъ и думалъ. Гэй поглощалъ вс его чувства. Стыдъ за прошлое, угрызенія совсти и горькая тоска при мысли, что если Гэй, оклеветанный имъ, оскорбленный, погибнетъ жертвою своего самоотверженія къ нему! Все это пугало Филиппа день и ночь. Онъ готовъ былъ искренно просить у Гэя прощенія за все зло, которое онъ ему сдлалъ, и молилъ объ одномъ, чтобы Господь сохранилъ ему жизнь,

На десятый день, посл того какъ Гэй заболлъ, Филиппъ нашелъ возможность одться и выйдти въ слдующую комнату, гд Эмми общала отобдать вмст съ нимъ. Когда онъ легъ на диванъ, то его худоба показалась еще ужасне. Процессъ одванія его очень утомилъ и онъ во время обда молчалъ. Эмми какъ нарочно чувствовала себя въ хорошемъ расположеніи духа, Гэй спалъ хорошо въ эту ночь, жаръ его уменьшался, онъ немного покушалъ и шутя уврялъ жену, что ему нужно только подышать Рэдклифскимъ воздухомъ, чтобы совсмъ поправитьса. Онъ очень обрадовался, услыхавъ, что Филиппъ всталъ съ постели.

Посл обда Эмми ушла на верхъ и вернулась часа черезъ полтора. Каково было ея удивленіе, когда она застала Филиппа съ перомъ къ рук; онъ только-что кончилъ какое-то письмо, и измученный, сидлъ облокотившись локтемъ на столъ. Лицо его было очень блдно, глаза тусклы и губы выражали страданіе.

— Неужели у васъ достало силъ написать письмо? спросила съ испугомъ Эмми.

— Да, — едва внятнымъ голосомъ отвчалъ Филиппъ. Надпишите мн адресъ: у меня рука дрожитъ. Онъ подалъ ей конвертъ; дйствительно пальцы его сильно дрожали.

— Вы пишете къ своей сестр? сказала Эмми.

— Нтъ, къ вашей. Пишу къ ней первый разъ въ жизни. Въ конверт вложено также письмо къ вашему отцу. Я открылся ему во всемъ.

— И хорошо сдлали, — заключила Эмми. Теперь вы будете спокойны. Но какъ вы утомились, Филиппъ, ложитесь скоре въ постель, я позову Арно.

— Погодите, дайте мн отдохнуть! проговорилъ онъ слабо и упалъ на подушку въ глубокомъ обморок, лицо его помертвло. Эмми долго оттирала его, пока онъ снова не очнулся.

Въ комнату вошла Анна за письмами. — Нужно отослать ваше письмо? спросила Эмми у больнаго.