Наследник империи, или Выдержка
Шрифт:
— Ты, должно быть, пообещал ему первую полосу в газете с многомиллионым тиражом, — пояснил тот. — Или эфир на халяву. А, сынок?
— Это моя печаль.
— Я ж говорил: все дело в твоей дьявольской улыбке.
Дело в том, что я поступил нехорошо. И мне надо поставить в известность родителей. Мать, конечно, простит, зато отец не одобрит. Ладно бы я сделал это за большие деньги. Но гонорар-то копеечный! Мне предстоял серьезный разговор, который лучше не откладывать в долгий ящик. Но этот день еще был не закончен.
Мы отъехали на безопасное расстояние и стали
Сидор Михайлович отпустил машину с личным шофером и вошел в ресторан, а мы остались снаружи. Я все гадал: запомнил он Сгорбыша или же нет? Может фотограф войти внутрь и сделать пару снимков? По теме: «Юбиляр за обедом». Но это нереально. Никто не разрешит снимать в ресторане. Фешенебельное заведение, полно охраны. Оставалось ждать. Вскоре к ресторану подъехал новенький «Мерседес»-купе и из него выпорхнула хорошенькая шатенка. Я почувствовал толчок в самое сердце и шепнул Сгорбышу:
— Снимай.
— Ты думаешь…
Я молча кивнул. Что-то мне подсказывало: войдя в ресторан, шатенка направится прямиком в тому столику, за которым сидит Сидор Михайлович. На всякий случай Сгорбыш щелкнул и ее машину.
Я настроился на долгое ожидание. Если это любовница, то ворковать они будут долго. В отдельном кабинете, под хорошую закуску. Но к моему удивлению, обед не затянулся. Минут через сорок они вышли действительно вместе. Рука об руку. Сидор Михайлович сел в машину шатенки. Я был уверен, что они едут в уютное гнездышко, и гадал: как поступить? Надо нам это снимать или не стоит? Мы все-таки поехали следом. К моему удивлению, они поехали в магазин. И не в один. А выбирали… Мужскую одежду!
Сгорбышу удалось заснять через стеклянную витрину, как Сидор Михайлович примеряет костюм. Потом ботинки. Галстук же тщательно подбирала шатенка. А после они поехали в ювелирный. Видимо, она потребовала компенсацию за хлопоты. Я было подумал, что Сидор Михайлович нанял стилиста. Но он так нежно гладил ее по руке! Что-то ласково шептал на ушко, отодвинув каштановую прядь. А она так мило щебетала! И все время называла его «дорогой». Если они не спят вместе, то я монах! Ай да Сидор Михайлович! Ай да папаша! Семьдесят лет! Дай Бог мне так сохраниться!
В общем, мы сняли немало интересного. Домой к шатенке он не поехал. Часа через три они вновь зашли в ресторан, откуда Сидор Михайлович вызвал машину. Из ресторана шатенка поехала в неизвестном направлении, а он на Рублевку. Часам к семи вечера мы туда добрались. Я подумал даже: а не зайти ли домой? Какой смысл возвращаться в Москву, а потом вновь ехать сюда, объясняться с отцом? Я стал придумывать план, как мне отправить Сгорбыша, а самому остаться.
— О чем думаешь, сынок? — спросил он, словно подслушав мои мысли.
— Видишь ли, Горб… Есть одна женщина… Очень красивая…
— Я всегда знал, что ты бабник, — ласково сказал он.
Я говорил о матери, но не стал спорить.
— Она живет поблизости.
— Ты бы ей позвонил для начала, — усмехнулся Сгорбыш. — А вдруг место занято?
— О! Для меня в ее сердце всегда найдется место! Меня там никто не заменит!
— Что ж. Раз ты так уверен, конечно, езжай к ней.
— А ты?
— Доберусь как-нибудь. Не в пустыне же. К тому же у меня полно работы.
Он потряс камерой. Снимал упрямый Сгорбыш все-таки на пленку. Некоторые кадры, казавшиеся мне особенно интересными, я дублировал на цифру.
В это время мы подъехали к воротам особняка. На мой взгляд, дом был не слишком большой. Квадратной площадью метров триста, не больше. Но Сгорбыш воскликнул:
— Ого!
Интересно, что бы он сказал, увидев особняк моих родителей? А наш бассейн? Теннисный корт? В общем, дом директора комбината оказался небольшой, но уютный. Я его не видел за забором, но мне понравилась крыша. Об уюте я могу судить уже по ней. Особняк окружал глухой забор, как тому и положено быть, высотой в два человеческих роста. Но когда Сидор Михайлович подъехал к воротам и посигналил, из приоткрывшейся калитки выскочила собака. Должно быть, та самая. Любимица. Я закусил губу от смеха и сказал Сгорбышу:
— Возьми фотоувеличитель.
Псина была размером с кошку. Абсолютно голая, розового цвета. На тонких паучьих ножках. А уши, как у осла, длинные и покрытые густой белой шерстью.
— Что это? — в недоумении спросил Сгорбыш.
— Ты что не видишь? Собака! Тебе ее заказывали. Снимай.
Он пожал плечами и навел объектив. Дважды щелкнул существо. К нашему удивлению, Сидор Михайлович шикнул на любимицу, чтобы не тявкала, а когда она не унялась, поддел ее ногой и, как мячик, зашвырнул на участок. Потом зарычал:
— Леля! Да закроешь ты наконец ворота! И убери эту дрянь! У меня был тяжелый день!
Появилась та самая блондинка. Выходит, она Леля. Защебетала:
— Сейчас, сейчас! Мими! Иди к мамочке! Мими! Папа сердится!
— «Футбол» отдавать будем? — смеясь, спросил Сгорбыш.
— Себе оставим, — тоже улыбаясь, ответил я.
Ворота закрылись. Как я уже сказал, забор был высотой в два человеческих роста. Если блондинка хотела, чтобы мы сняли семейный ужин, она должна была оставить для нас со Сгорбышем лаз. Но лаза не оказалось, и мы сочли свою миссию выполненной.
— Как думаешь, что она от нас хотела? — задумчиво спросил Сгорбыш перед тем, как мы расстались.
— Кто знает? — пожал плечами я. — Мы думали: секретаршу.
— Оказалось, что его любовница шатенка на «Мерседесе», а не секретарша. Сдавать будем?
— А как же? Пусть сами разбираются. Сделаем снимки с запасом. У нас ведь много дымящих труб. Впарим ей как можно больше производственных мощностей. А против шатенки поставим жирный знак вопроса. Она сама разберется, что выкинуть и чем дополнить альбом. Может, она хочет развода? А может быть, и напротив: не хочет. Но желает знать наверняка, кто ее соперница. Логику женщин понять невозможно. Во всяком случае, мы свою работу выполнили.