Наследник, которому по...
Шрифт:
– Точно, ты же не ходишь в столовую.
Похвалил:
– Молодец, действительно, это просчёт, могут что-то заподозрить, если я буду один, без невесты ходить есть. Всё, – я решительно поднялся, – собирайся, пойдём обедать.
– А? – она посмотрела на коробку, не зная куда ту деть.
– Да оставь, съест кто-нибудь.
Махнув Светловой идти за мной, я вышел в коридор, где меня уже ждал Валуа.
– Босс, – внезапно произнёс здоровяк, после нашей стычки с Ивановым и его группой поддержки, называл он меня исключительно так, – тут такое дело,
– Когда? – уточнил я на ходу, торопясь пока опять кто-нибудь не съел весь хамон.
– Сразу после занятий.
– А, ну отлично, я буду. Анюра, не отставай!
Шел я быстрым шагом, едва удерживая себя от перехода на бег. Как не хотелось, но я помнил древнюю премудрость, что бегущий аристократ-малдар вызывает смех, а болдар – панику, да к тому же не хватало садиться есть запыхавшимся.
Войдя в столовую для аристо, я подхватил замешкавшуюся на пороге девушку под руку и кивнул подбежавшему официанту:
– Мне с невестой, пожалуйста, столик на двоих.
– Да, конечно, прошу сюда, – и официант плавно поскользил по зеркальному полу в глубь помещения.
– Ой, – Анюра увидела своё отражение внизу и тут же принялась прижимать юбку к ногам, вызвав у меня короткий смешок.
– Не переживай, я не великий охотник до женских трусиков.
– Что удивительно, – еле слышно прошептала та, но снова немного расслабилась и принялась с любопытством разглядывать обстановку.
– Ни разу здесь не была? – поинтересовался я, быстро занимая стул возле стены, когда нам показали наш столик, тем самым решая для девушки нелёгкий выбор куда сесть, затем, спохватившись, произнёс, – ну не здесь, конечно, а в столовой вообще, – и кивнул в сторону стеклянной стены, отделявшей нас от общего зала.
Посмотрев туда, Светлова увидела, как тело какого-то младшеклассника, раскинув руки и ноги, плашмя шлёпнулось о стекло с той стороны и медленно сползло вниз, после чего зябко передёрнула плечами и качнула головой:
– Нет, я как-то всё с собой обед брала и в столовую не ходила.
Тут в стекло гулко бухнуло уже два тела и она поспешно добавила:
– И наверное не пойду никогда.
– Правильно, – одобрительно кивнул я, расправляя салфетку на груди, – и не ходи, кормят там отвратительно, намного хуже чем здесь, я видел меню.
Тут до меня дошло, что Анюра до сих пор стоит, и я помахал в воздухе ладонью:
– Да ты присаживайся, выбери себе что хочешь.
Девушка, села на оставшийся стул и развернула красивую кожанную папочку с перечнем блюд, полистала с глубокомысленным видом, затем со вздохом отложила и дипломатично произнесла:
– Полагаюсь на твой выбор.
– Вот это правильно.
Я подозвал официанта и первым делом уточнил:
– Хамон есть?
– Ваш любимый, Иберико де Бейота, – с вежливой улыбкой склонил голову тот.
– Тогда мне его и икры, просто икры полкилограмма и ложку, хочу икру ложкой есть и закусывать хамоном.
– Будет сделано. А вам? – официант повернулся к Светловой.
– А моей невесте, – снова повернул его к себе, – всего понемножку, она первый раз, поэтому ей нужно оценить весь спектр блюд. Ах да и херес какой-нибудь: Лустау или Педро Хименес, или Пало Кортадо, что есть в наличии.
Официант убежал, а буквально через пять минут нам начали приносить одну за одной тарелочки с различной вкуснятиной.
Вот не поверите, но я здесь буквально наслаждался едой. Опасные эксперименты с алхимией оставили на мне множество следов, но самым величайшим огорчением для меня была полная потеря вкуса, после одного из неудачно окончившихся экспериментов. Чтобы я потом ни делал, какую бы магию не изучал, но вся еда, до самого конца, на многие сотни лет, стала для меня неотличима от картона. И только переродившись в этом теле, я смог вновь почувствовать вкус, настоящий, дарящий блаженство вкус пищи.
– Да, – произнесла Анюра, выдохнув и утерев рот салфеткой, после двадцати минут непрерывного чавканья, – кормят аристократов, конечно, не чета…
После чего, тяжело отвалила на спинку стула, пожаловалась:
– Что-то я прям нажралась, но всё такое вкусное было.
– Хереса, хереса глотни, – подтолкнул я к ней фужер и та, разом вылила в себя сразу грамм сто пятьдесят вина.
– Ну вот, теперь можно и на алгебру идти.
Стоявший за стеклом Иванов, только и мог, что с бессильной злобой наблюдать, как та, в которую он был тайно влюблён уже два года, с удовольствием жрёт за одним столом с его злейшим врагом – Дрейком Рассказовым.
Он смотрел как ненавистный аристократ полными ложками пожирает икру, которую в общем зале не видел никто и никогда. Как ему тонкими пластиками нарезают целую копчёную свиную ногу, как отвратительно элегантно он вытирает свою мерзкую морду салфеткой, чуть ли не после каждой следующей ложки с икрой.
Наверное именно это стало для Такаюки последней каплей. Даже объявление во всеуслышание Анюры невестой, не так ударило по парню, как это зрелище.
Перловка с гуляшом из жил и сала не лезла в горло и бросив своих товарищей, он стремительно выбежал из столовой, а затем и вовсе покинул здание школы, убегая в прилегающий к территории школы лес. Пара мест, где плиты бетонного забора разошлись и можно было протиснуться наружу, была ему известна и он, не задумываясь, выбежал наружу, а потом без сил упал на колени на мягкую подстилку из сосновой хвои, толстым ковром устилавшую всё вокруг.
– Ну почему?! – зарычал он, колотя кулаками по земле, – почему она выбрала его, а не меня?! Почему? По-че-му?!
Вскочив на ноги, он со всей силы зарядил кулаком по стволу ближайшей сосны, содрав несколько чешуек коры, а заодно и кожу с мгновенно засаднивших костяшек. Схватился за кисть другой рукой, завыл обречённо, словно умирающий волк.
А затем, внезапно, мир вокруг пятиклассника словно взорвался. Он почувствовал, как в груди загорелся шар из нестерпимо горячей лавы, а затем она потекла и по венам, одновременно принося нестерпимое жжение и ни с чем не сравнимую эйфорию.