Наследник раджи
Шрифт:
— Я люблю вас, Том!
Девушка сказала это таким спокойным голосом, что у него кровь застыла в жилах.
— Я не хотела вам говорить этого, но времени так мало. Уже, может быть, завтра меня не будет здесь…
— Грэс, вы желаете умереть?
— Нет, друг мой, я хочу и буду жить, по крайней мере до тех пор, пока не увижусь со своими, с бедной Люси и матерью Кита. Но мысли у меня временами путаются. Не раз Кит говорил мне, когда я приходила в себя: «Грэс, ты была далеко отсюда!» Это случалось до смерти Рунджиа. Потом я вспомнила все до самой той минуты, когда вы нашли меня.
— Вы много выстрадали… Но теперь все кончено.
— Да, все кончено! —
Том смотрел на нее, и сердце его сжималось от тяжелого предчувствия. Видя, что возлюбленная уснула, раджа вышел из палатки. Через час надо будет выступать. Все в лагере спало, костры догорали, и до слуха Тома доносился только монотонный шепот часовых. На небо выплыла луна. Том снова подошел к Грэс и увидал, что она лежит с широко раскрытыми глазами и губы ее улыбаются. Она уже не узнавала его… Она была «далеко».
Впоследствии Том Грегори вспоминал об этом возвращении в Гумилькунд как об одном из самых замечательных эпизодов своей жизни, полной приключений, а между тем оно совершилось без всяких задержек. Само Небо, казалось, благоприятствовало отважным путешественникам; воздух был менее ядовит, чем обыкновенно в это время года, и не перепадало тех ливней, которые делают дороги Тераи непроходимыми. Они шли маленькими переходами, и им понадобилось три дня, чтобы дойти через джунгли до дороги Магараджи. Тогда все ободрились, и ежедневные приказания исполнялись с веселой поспешностью. Вечером, после остановки, пришел Хусани. Благодаря воздуху на холмах, он оправился от лихорадки. Узнав, что цель экспедиции достигнута, Хусани заплакал от радости. Кит увидел его и вскрикнул. Грэс вздрогнула.
— Кто там? — спросила она.
— Хусани! Они, стало быть, не убили его! Грэс, можно ему войти?
Мальчик приподнял полог, и Хусани, раскрасневшийся от счастья, вошел, наклонив голову и сложив руки в знак почтения.
— Добрый Хусани! Я уже не думала увидеть вас в живых. Вы благополучно доставили других в Гумилькунд?
— Да, мисс-саиб, но в тот же самый день мы отправились в форт.
— В форт? Ах да, в форт Дост-Али-Хана, куда меня отвезли. Но меня уже там не было…
— Возблагодарим за то Высшего Духа, — сказал индус. — Форт разрушен. Дост-Али-Хан погиб, как дикий зверь в своем логовище. Женщина, которую звали Белой принцессой, убита…
Грэс закрыла лицо руками. Когда девушка отняла их, она была страшно бледна.
— Вивиан умерла? Господи, сжалься над нею! Все к лучшему. Помните, Хусани, что это тайна между вами, мною и раджой. Пусть все думают, что она была пленницей. Завтра мы еще увидимся с вами.
Раджа подробно расспросил Хусани, о чем с ним говорила Грэс. Потом к ним присоединился Баль-Нарин. Прибыл гонец с известием о важной победе, одержанной войсками гурка, следствием которой было полное замирение всей области между царством Уад и границами Непала. Торжествующий Гамбие-Синг приглашал раджу навестить его в лагере близ Каунпора, откуда обещал дать ему конвой, чтобы проводить до Гумилькунда, так как местность, по которой предстояло идти, не была еще вполне безопасной. Дели тем временем был взят приступом англичанами, но крепость Лукно еще находилась в руках бунтовщиков.
После последней остановки в Тераи маленький караван вступил в обширную земледельческую область Северного Индостана, занятую англичанами и гурка. Молодой раджа, путешествовавший в индусском костюме, но уже не скрывавший своего европейского происхождения, покорял все сердца своим достоинством и приветливостью. Еще до сих пор многие из местных обитателей верят, что в нем было что-то сверхъестественное. Он сделал небольшой круг, чтобы посетить Гамбие-Синга, встретившего его чрезвычайно приветливо. Баль-Нарин получил награду, которую принял скромно, говоря, что служил только орудием в руках богов и демонов, покровительствовавших радже. Наконец, по желанию Гамбие-Синга, его представили Грэс, которая трогательно благодарила за помощь в поисках.
В этот день девушка чувствовала себя лучше, а надежда на скорое свидание с родными, хотя и не рассеявшая вполне облака печали на лице хрупкой англичанки, придавала ему необыкновенно трогательное выражение. Ее нежная красота, приятный голос, чудный цвет лица произвели неизгладимое впечатление на молодого офицера.
Смуглое лицо Гамбие-Синга светилось необычайным энтузиазмом, когда он выходил вместе со своим другом раджой из палатки Грэс.
— Несколько дней тому назад я не мог понять вас, брат, — сказал он, пожимая руку Тома. — Теперь мне все ясно. Это прекрасная и благородная женщина. Ради нее с радостью можно пожертвовать жизнью! Сознание, что я содействовал ее спасению, будет для меня одним из лучших воспоминаний…
Помолчав, он прибавил задумчиво:
— Это у вас общий тип? Много у вас в Англии таких женщин?
— Много таких же прекрасных, честных и мужественных, но для меня, конечно, нет равной ей во всем свете…
— В таком случае я понимаю величие вашей нации, — заключил Гамбие-Синг.
XXXVI. Прибытие в Гумилькунд
Храбрая горсть гурка, получившая подкрепление от английских войск, должна была направиться к югу, чтобы отрезать отступление корпусу бунтовщиков, которые, избегнув сабель и ружей отряда Гавелока, искали убежища в горах. Но Гамбие-Синг не хотел отпустить друзей без достаточного конвоя и, кроме того, снабдил их всем, что могло способствовать их комфорту. Гонец привез подробности о взятии Дели: город был взят приступом, король пленен, войско рассеяно. Если восстание и не было еще подавлено вполне, то, во всяком случае, можно было ожидать развязки в непродолжительном времени.
Известия, присланные раджой, и прибытие м-с Листер и ее спутников пробудили надежду в жителях Гумилькунда, куда мы теперь вернемся. Раджа не покинул их. Весть о его чудесном спасении еще более утвердила народ в убеждении, что ему помогают сами боги.
Когда носильщики внесли м-с Листер на прохладный мраморный двор дворца и она увидала себя окруженной соотечественниками, бедная женщина закрыла лицо руками и заплакала. Она снова видела перед собой своего ребенка нескольких месяцев от роду, убитого на руках отца, старавшегося защитить его собственным телом; она видела и себя нагнувшейся над телом умирающего мужа, который шептал, испуская дух: «Постарайся жить для наших детей в Англии».
Она живет, но такая жизнь ужаснее смерти. Окружающие понимали ее, так как сами пережили много, и терпеливо ждали, пока м-с Листер поднимет голову. Тогда ее засыпали вопросами, на которые она не могла ответить.
— Грэс! Кит! Я не знаю, что с ними. Нас спас индусский принц. Вы говорите, что его фамилия Грегори? Я знала англичанина с такой фамилией. Если б знать…
Между тем почту уже начали доставлять, и один из гумилькундских посланных дошел до Меерута. Трикси увидела его, и ей показалось, что она узнает в нем факира, принесшего первое письмо от раджи. Она побежала с этой вестью к своей палатке и едва успела войти, как туда же вбежал Ясин-Хан: