Наследник Тавриды
Шрифт:
— Вы, должно быть, много трудитесь. — Графиня кивнула каким-то своим мыслям. — Я не верю, чтобы такая легкость давалась сама собой.
Поэт чуть не подавился воздухом. Она блаженная? Или святая? Никто никогда не задавал ему подобных вопросов.
— Мадам, я работаю, как лошадь, — признался он.
Оба засмеялись.
— Я почему спрашиваю, — извиняющимся тоном пояснила Лиза. — Потому что, упражняясь на фортепьяно, трачу уйму времени. А все потом говорят: смотрите, как просто!
Они пошли рядом, разговаривая и шутя.
— Вы чудесно играете. Здесь больше нет такой музыки. Даже в театре!
Лиза зарделась.
— Можете посещать наш дом, когда я занимаюсь. Раньше муж… — Она запнулась, подумав, что не стоит касаться семейных дел.
Из кустов вылетела Александрина и на всем скаку срубила прутиком желтую головку одуванчика.
— Я Жанна д’Арк! — Целый ворох мелко накрошенных одуванчиковых листьев посыпался матери на платье.
Графиня с хохотом отскочила. В это время на втором этаже распахнулось окно.
— Лиза! Я сбился! — Михаил Семенович с таким укором глянул на жену, что бедняжка поперхнулась собственным весельем.
Воронцов скользнул по гостю недовольным взглядом, молча поклонился и с силой захлопнул ставню.
Гельсингфорс.
Путешествие в Вильно оказалось очень интересным. Во-первых, Аграфена по очереди соблазнила обоих спутников, да так, что ни один не знал про другого. Во-вторых, шпионская миссия сама по себе увлекательна. Издалека Груша видела польские войска, но все необходимое — численность там, и размещение — разузнал Львов. Так что ей не пришлось особо утруждаться. Зато она ходила с Боратынским по магазинам, нагружая бедного юношу пирамидами коробок и заражая его сладким ядом своих любовных откровений. Очаровательный штрафник читал ей стихи:
Как много ты в немного дней Прожить, прочувствовать успела! В мятежном пламени страстей Как страшно ты перегорела…Она воображалась ему розой, сломанной бурей. Все еще свежей и облитой влагой недавнего дождя, но с поникшими лепестками.
Раба томительной мечты! Чего еще душою хочешь? Как Магдалина, плачешь ты И, как русалка, ты хохочешь!— Какие у вас интересные сравнения, — дразнила его Груша. — Решено, отныне я буду зваться русалкой. Вы умеете плавать? Хотите со мной на взморье?
Юноша краснел до корней волос. Немудрено, что, когда на вторую ночь в Вильно дама проскользнула к нему, он не оказал сопротивления. А утром выдавил из себя со слезами на бумагу:
В ней жар упившейся вакханки, Горячки жар — не жар любви.Его искреннему раскаянию Груша не поверила. Поэты, они ведь не совсем мужчины. Так, предмет для удовлетворения дамского честолюбия. Важного занятия нет. Чинов тоже. Связь с ними не может считаться чем-то серьезным.
Львов — другое дело. Парень расторопный, внимательный. Все записывал, вычерчивал и составлял планы. По его выкладкам выходило, к Вильно постоянно прибывают польские войска. Вроде на учения. Никого в городе это не беспокоило. В столице, как видно, тоже. Но береженого Бог бережет. И адъютант не видел в своей миссии ничего необычного. Иной расклад — отношения с женой начальника. Здесь ему было страшновато. Но и отступать он не привык.
Груша забавлялась от души. На обратном пути, проезжая через станцию Фридрихсгам, она оставила в журнале регистрации запись по-французски: «Принц Душка-Дурашка с половиной своего двора и гарема». Кто посмеет пенять генерал-губернаторше?
Между тем Арсений Андреевич и сам получил кое-какие сведения. За два дня до возвращения «разведывательной миссии» его навестил генерал-адъютант цесаревича Константина граф Ожаровский. Они были знакомы по прежней службе, и подобный визит не заключал в себе ничего необычного. Если бы не дела в Вильно…
Ожаровский слыл красивым малым. Когда-то именно с ним императору изменила многолетняя любовница Мария Нарышкина. Теперь, глядя на гостя, генерал невольно сравнивал его с государем.
— Садитесь, ваше сиятельство. Что привело вас в Гельсингфорс?
— Сознайтесь, что вы озадачены моим визитом? — усмехнулся граф. У него была такая ясная и такая дерзкая улыбка, что становилось ясно, на какие кренделя небесные Нарышкина променяла тихие жалобы августейшего друга.
— Да-с, — озадаченно кивнул Арсений. — Странно ехать из Варшавы в Петербург через Финляндию.
Ожаровский энергично кивнул.
— Но я имею к вам конфиденциальный разговор. Считайте, что я веду его от своего имени и от имени генерала Куруты. Хотя, конечно, его высочество великий князь Константин Павлович осведомлен о моей миссии.
Закревский молчал.
— Вы уже, наверное, знаете, что наши войска дислоцированы возле Вильно?
Генерал кивнул.
— А также, что его императорское величество чрезвычайно болен.
Снова наклон головы. Арсений чувствовал, что сейчас безопаснее объясняться жестами.
— Все в руках Господа и, может статься, что вскоре его высочество цесаревич отправится из Варшавы в Петербург, чтобы осуществить свои законные права.
Все это было ясно, как божий день. Генерал-губернатор Финляндии не понимал другого: при чем здесь он. И его корпус.
— Если Всевышний лишит нас нынешнего государя и его высочество проследует к отеческому престолу, — осторожно проговорил Арсений, — кто может этому помешать?
Ожаровский снова улыбнулся. И на этот раз его белозубая, острая, как сабля, ухмылка не понравилась генералу.
— Так вы согласны с тем, что цесаревич — законный преемник императора?
Закревский вытаращил глаза. Сомнения на этот счет у него не возникало.
— Однако есть люди при дворе и в гвардии, которые думают иначе, — продолжал генерал-адъютант. — При осуществлении своих прав его высочество может встретить сопротивление. Чтобы этого не случилось, вверенные Константину Павловичу войска должны сопровождать его в столицу. Такое передвижение…