Наследник
Шрифт:
Упоминание о перспективе стать фронтовым разведчиком сверкнуло ярким лучиком, но не смогло ослепить амбициозного молодца: Матвей мечтал пробиваться по военной карьере своими талантами, без протекции. Сын с малых лет был наслышан о боевых подвигах отца–фронтовика и жутко завидовал его приключениям в бурной революционной юности. И вот наконец–то, пришёл черёд Матвею испытать себя в настоящем деле.
— А я спрячу короткий клинок в ножнах за спиной, — поднявшись со стула, бережно принял в руки ценную семейную реликвию сын казака. — Ну так, как ты носил в Японии свой самурайский вакидзаси. Я ведь теперь тоже стал рониным — бродячим воином.
—
— Постараюсь быть достойным славных предков, — улыбнулся счастливый воин и крепко обнял отца. — Я уйду на рассвете, не хочу, чтобы наше прощание видели чужие взоры.
— Правильно, сынок, — обнимая, похлопал его по спине Алексей. — Иди по жизни своей дорогой, только озирайся по сторонам, и не только колдовским зрением вокруг смотри, но и нутром чувствуй опасность — без интуиции на войне пропадёшь.
— Вот я и чую душой, что пришло моё время, — высвободившись из отцовских объятий, распрямил плечи былинный богатырь. — Уж эта–то война наша!
Молодой ронин вихрем вырвался из палатки, чуть не свалив с ног дожидавшихся у входа очередников.
Алексей подошёл к окну и проводил взглядом стремительно исчезающую из алых отсветов костра тёмную фигуру. Спустя миг молодой демон полностью растворился в окружающем ночном мраке. Однако, невзирая на сгущающуюся тёмную мглу, Сын Ведьмы ещё пару секунд трепетно следил колдовским взором за своим удаляющимся чадом.
— Удачи тебе, ронин, — прошептал вслед отец.
— Что… ронин? — не расслышал всю фразу только что подошедший начальник разведки.
Алексею вспомнились слова старика Сугинобо и опечалено вздохнул:
— Самурая без господина японцы нарекают ронином — опасным призраком, блуждающим, словно волна морская, страшным сокрытой внутри непредсказуемой разрушительной силой.
— А-а, ну это да, младший Ронин ещё натворит дел, — пальцами потерев ушибленное торопыгой плечо, озадаченно покачал головой Кондрашов, который по роду деятельности знал некоторые семейные секреты владыки Парагвая. — Если ты этот ураган выпустил на волю, то я не завидую врагам, которые попадутся ему на пути.
— Он–то уже начал свою войну, а мы всё ещё раскачиваемся, — нахмурился владыка. — Что там со Сталиным?
— Упирается Вождь Народов, — зло оскалился парагвайский генерал–майор. — Не желает Сталин войну развязывать, а по его воле и мы сидим на попе ровно. И никакие доводы убедить его не могут. Мы уж и фото аэросъёмки приграничных районов в Москву отсылали, и копии раздобытых разведкой документов — всё без толку. Своим людям он приказал даже не подходить к нему с провокационными докладами, а уж парагвайским дипломатам вовсе не доверяет. Сталин верит в логику личных мудрых умозаключений и не желает понимать резоны бесноватых германских авантюристов. Тем более что уже ранее напророченные его зарубежной агентурой атаки так и не состоялись: ни в начале мая, ни в конце месяца, ни в начале июня — всё подтверждает его железный скепсис. Думаю, что теперь даже подлинник плана «Барбароссы», с личной подписью Гитлера, не убедил бы уверенного в своей непогрешимости прозорливого Вождя Народов.
— Но ведь Сталин же понимает неизбежность войны, — всплеснув руками, резко отвернулся от окна Ронин. — Советский Союз предпринимает спешные попытки нарастить военную мощь.
— Только со сроками коммунисты ошибаются, — фыркнул Кондрашов и язвительно заметил: — Под чутким руководством органов НКВД, строители социализма перекопали все аэродромы в Западном военном округе.
— Зачем перекопали? Когда?! — огорчился эдакой глупости казачий войсковой атаман, которому за последние месяцы не доставало времени следить за всеми действиями союзников.
— В конце весны начали работы. Намереваются за лето залить взлётные полосы бетоном, сделать сразу все аэродромы всепогодными, — позлорадствовал над большевиками белогвардейский генерал и ещё добавил перца: — Коммуняки–торопыги и оборонительные укрепления вдоль старой границы уже наполовину разрушили, а доты у новых рубежей построили лишь частично и ещё не вооружили.
— Так, а вы что же молчали?! — возмутился Алексей.
— Парагвайские советы для большевиков, что красная тряпка для быка, — безнадёжно махнул рукой Кондрашов. — Тут вон этой весной в астраханских степях чуть нашу казацкую армию не расформировали, лишь заступничество Народного комиссара обороны Тимошенко помогло, да ещё Сталину очень понравилась телесвязь. Большевистские вожди чересчур уверовали в мощь РККА, и надеются, что у них есть не менее года для подготовки к большой войне.
— А какие сведения по этому вопросу у нашей разведки? — мрачно взглянул на генерала Алексей.
— Затем и спешил, чтобы последние данные сообщить: начало наступления намечено на двадцать второе июня, — достал листок из папки Кондрашов. — Аналитики считают, что уж в этот раз Гитлер не станет отодвигать начало операции на более поздний срок, ведь так можно потом и до холодов провозиться, а немецкие интенданты зимнее обмундирование не заготавливают. Генералами вермахта изначально планировалось уложиться с основными боевыми действиями в три–четыре тёплых месяца, но ведь нельзя исключать неизбежные заминки.
Алексей подошёл к столу и внимательно взглянул на разложенную карту.
— В противном случае, если немцы не отважатся напасть в этом году, — задумчиво огладил ладонью бороду владыка Парагвая, — то Сталин успеет оборудовать мощную приграничную оборонительную линию, создаст всепогодные аэродромы с бетонными полосами, отмобилизует ещё несколько миллионов личного состава и сконцентрирует у западной границы. Тогда нападать на СССР будет уже самоубийственно.
— Оно и сейчас, это умной затеей не назовёшь, — криво усмехнулся Кондрашов. — По моей информации от агентов с немецкой стороны, противник плохо представляет техническое оснащение РККА новейшими видами вооружения: тяжёлыми и средними танками, реактивной артиллерией, не говоря уж про последние парагвайские сюрпризы и притаившиеся в засаде казацкие армии. Иногда меня так и подмывает «слить» инфу врагу, чтобы супостат чуток охолонулся.
— Нет, в этом году войну не избежать, — категорично покачал головой Алексей. — Германцу ждать подмоги неоткуда, Гитлер уже всё, что мог, из Европы выгреб, а позволить Сталину укрепиться он не даст.
— Осталось только убедить в этом Сталина, — развёл руками Кондрашов и ядовито съёрничал: — Но я сильно сомневаюсь, что великий вождь красного народа удосужится прислушаться к мнению вождя малочисленного племени бледнолицых парагвайцев. Думаю, батюшка Алексей, даже самые крепкие слова логики разобьются о тупой лоб забронзовевшего большевистского идола.