Наследники исполина
Шрифт:
Страясь не шуршать сапогами о ковер, братья вышли из музыкального салона. На последок Федор не удержался и нажал одним пальцем на крайнюю клавишу клавесина и тут же получил затрещину от Гришана. Тот сегодня вел себя безупречно, не впадал в истерику и не устраивал театральных побоищ.
На пороге графской опочивальни, свернувшись клубком, спал камердинер. Ожидая встретить нечто подобное, Григорий снял кафтан и сразу, чуть только приоткрылась дверь, накинул его слуге на голову. Тот забился, издавая невнятные звуки. Братья кинулись в комнату.
Прежде чем граф успел вскочить в кровати и дотянуться до колокольчика, Алехан упер ему в грудь пистолет. Ощущая сквозь батист рубашки холодное дуло, Разумовский не посмел дергаться и сел обратно на подушки. Бывший пленник уперся коленом о край его ложа.
— Вот и встретились, — с усмешкой бросил он.
— Что вам надо? — Выдавил из себя граф.
Вместо ответа Орлов тряхнул у него перед носом бумагой. А Федор затеплил свечу.
— Это копия моего доноса на вас и вашего брата гетмана, — сказал Алехан. — Читайте.
Разумовский шевелил побелевшими губами. Видимо, за долгие годы жизни при дворе он так и не выучился читать бегло.
— В ней рассказано о том, что вы готовите покушение на Его Императорское Величество. Оригинал я оставил у верных людей и, если понадобится, смогу лично вручить его государю.
— Что вам от меня надо? — Почти закричал Разумовский. — Хотите донести, доносите.
— Успеется. — Алексей бросил листок на пол и извлек из-за пазухи другой. — Узнаете?
Граф было потянулся к нему руками.
— Сидеть! — Рявкнул Орлов. — Федя, подай свечу.
Документ запылал.
— Думаю, у этой бумаги всего один экземпляр? — Алехан поднял бровь.
Граф подавленно молчал, глядя, как к нему на одеяло падают черные бесформенные хлопья того, что еще минуту назад было едва ли не завещанием императрицы.
— Это права Лизы на престол и… ее вольная. — Алексей отбросил краешек прогоревшей бумаги. — Неужели вы не понимали, граф, что в России есть более сильные претенденты, и они не оставят вашу дочь в живых? В сущности, — Орлов неожиданно для себя перешел на французский, — вы ведь могли ее погубить, идя на поводу у хищных устремлений своего брата. Теперь, под угрозой моего доноса, вы и гетман будете выполнять мои указания, — он облизнул пересохшие губы. Все-таки роль вершителя судеб давалась ему нелегко. — Вы примете участие в заговоре на нашей стороне. А что касается Лизы, то, если вы хотите сохранить жизнь своему ребенку, немедленно отправьте ее в имение Таракановка и больше никогда не впутывайте в придворные интриги.
— Вы защищаете мою дочь от меня? — Усмехнулся граф.
— Я всего лишь выполняю джентльменское соглашение, — возразил Орлов. — Если оно будет нарушено, я сам ее убью.
— Вы уже показали, какой из вас убийца! — Вспылил Разумовский.
— А зачем мне было убивать Петра сейчас? Для того, чтоб кучка придворных болванов без участия гвардии провозгласила императором Павла, а его мать всего лишь формальной регентшей? — Алексея самого потрясло, как быстро в нужный момент он нашел здравое и единственно верное оправдание своего поведения на пожаре.
— А вы хитрец, молодой человек, — сказал граф. — И политик.
Орлов довольно хмыкнул.
— Вы принимаете мое предложение?
— Мне ничего не остается делать.
Пистолетное дуло все еще смотрело Разумовскому в грудь.
— Опустите оружие, — потребовал он. — В конце концов угроза доноса действует на меня гораздо сильнее.
Алехан засунул пистолет за пояс.
— Добрых сновидений, граф. Мы не будем тревожить слуг и уйдем, как пришли.
Дверь за Орловыми затворилась.
Камердинер на полу очумело глазел по сторонам. Когда с его головы сдернули кафтан, он так и не понял толком, что же все-таки произошло.
Граф слез с кровати, поежился и побрел к секретеру, где прятал штоф сливянки. Сегодня у него был повод напиться в одиночестве.
Глава 15
ЛУЧШЕЙ ЗМЕЕ РАЗМОЗЖИ ГОЛОВУ
Как ни странно де Бомон не покинул Россию сразу после случая в доме Шувалова. Он не боялся разоблачения. Графа разбил удар, Мавра Егоровна по известным причинам молчала о случившемся, Надин… пропала. Канула в темную февральскую ночь и больше не давала о себе знать. Могла донести? Вряд ли. Тогда ей пришлось бы оговорить и себя, как сообщницу.
Шарль чувствовал, как нарастает напряжение в городе. Каждый день он выглядывал в окно и видел пестрые толпы, нередко они скручивались в яркие водовороты и ни с того, ни с сего начинали кричать: «Виват Екатерина!» В воздухе висели предвестья чего-то грозного, неотвратимого и необыкновенно праздничного. Как если бы венецианский карнавал мог быть не только бестолков, но и кровав в своей детской непоследовательности.
Шевалье чувствовал, что пора уходить. Что вскоре для иностранцев настанут опасные дни. Но ему хотелось посмотреть, что будет дальше, и он оставался писать величайшую в политической истории фальсификацию под окном готового взорваться революцией города.
Вдохновение разбило его, как паралич. Паралич делать что-нибудь, кроме поспешного нервного дерганья пером по бумаге. Он не топил печь, с неохотой выходил в лавку за едой. И писал, создавая шедевр под названием «Завещание Петра Великого». Не столько для своего парижского начальства, сколько для сходившего с ума от предчувствия своей великой судьбы города.
Шарль изводил кучу бумаги и позволял себе отдыхать только во время уроков. Да, да шевалье и здесь взялся преподавать. Только не фехтование, а французский язык. Его ученик вызывал у него острейшее любопытство и дарил чувство сопричастности к событиям, которые вот-вот должны были произойти.
Это был Потемкин. Он разыскал де Бомона по объявлению в «Ведомостях»: «Французский литератор. Парижанин. Доктор юриспруденции Сорбоннского университета. Дает уроки изысканной салонной речи для господ, бегло владеющих французским диалектом». Шарль намеренно дал его в надежде именно на такой результат. Они интуитивно искали друг друга. И нашли. Гриц очень хотел больше не ударить в грязь лицом перед Като. В университете хорошо учили французскому, но у Потемкина не было практики. Теперь она появилась.