Наследники Лои
Шрифт:
– Ты слышала, что сегодня произошло?
– между тем спросила Вероника, - Бомба прямо в трамвай угодила. Это просто ужас! Отец помогал солдатам разбирать обломки. Он потому и напился.
Лера опустила руку с ножом.
– Знаю, я была там, когда упала бомба!
– тихо проговорила она.
– Это правда? Ты видела?
– вышла на кухню Вероника. Глаза ее, тусклые и невзрачные, казались сейчас двумя большими пуговицами.
– Я в библиотеку ездила. Представляешь, там...
– и Лера, не удержавшись, заплакала.
Слезы текли по щекам, капали в миску с картошкой, но она ничего не замечала. Перед ней возник тот самый, милый попутчик. Светлые любопытные глазенки, вязаные варежки, суконное солдатское одеяло.
Война -
Вероника, что-то успокаивающе приговаривая, осторожно обняла свою плачущую подругу. В их семью, пришло уже две похоронки. Старший брат, и дядя по маминой линии, погибли где-то в лесах на западе, так что, она хорошо понимала цену всего этого человеческого безумия.
Но вот, на сковороде аппетитно зашкворчало растопившееся сало, а нарезанная соломкой картошка, стала покрываться розовой корочкой. По квартире разнесся восхитительный аромат. Лера при виде этого "роскошества", так захотела есть, что желудок свело дикой судорогой, а в глазах помутилось.
Наконец, все было готово. Устроившись за большим столом в комнате, они жадно глотали обжигающую картошку, затем, подтерев остатки жира последним куском хлеба, долго пили чай с сахаром вприкуску. А под конец ужина, Вероника, таинственно улыбаясь, достала из нагрудного кармашка настоящий леденец. Это было таким потрясением, что Лера, первое время не могла произнести ни слова.
– Откуда?
– наконец вымолвила она, глядя на яркую довоенную обертку.
– Не знаю, тетя Зоя где-то отыскала. Мне вот, тоже досталось.
Бережно расколов прозрачно медовый кругляш на две части, они, жмурясь от удовольствия, молча слушали тихую мелодию, доносившуюся из радиоприемника, вспоминая далекие довоенные времена. Хорошие то были дни. И небо казалось, было яснее, и солнце ярче, и люди..., и люди были совсем другие... Настоящие.
Утром их разбудил грохот из прихожей. Лера, плохо соображая, где она и что, подскочила на кровати. Рядом безмятежно сопела Вероника, не обращая на шум никакого внимания. Накинув бабушкин теплый халат, Лера подошла к входной двери, в которую яростно барабанили, не жалея сапог.
– Кто там?
– тихим со сна голосом спросила она. Грохот сразу же прекратился, с лестницы раздался звонкий мальчишеский голос:
– Вы чего оглохли? Я уже полчаса стучу... отворяй!
Лера, узнав младшего брата своей подруги, открыла дверь, и увидела пунцовую от натуги физиономию Гарика.
– В школу опоздаете - сони!
– он швырнул ей под ноги тяжелый портфель и не оглядываясь, поскакал вниз по ступеням.
На первый урок они все же опоздали. Идти было не близко, к тому же, Вероника, в который раз, не желала просыпаться. Стащив одеяло с свернувшейся калачиком подружки, Лера принялась ее тормошить. Она и пятки щекотала, и за нос дергала, и включала, на полную, грохочущий помехами приемник, да только ничего не помогало. Так что, пришлось применить бабушкин метод и слегка окатить ее водичкой из чайника.
Выйдя из подъезда, они направились к остановке, но вспомнив, что трамвай пока не ходит, повернули к соседней подворотне. Так, проходными дворами, они вышли к серому тоскливому зданию школы. Первым уроком был немецкий. Когда они виновато вошли в кабинет, Жакет - старый высохший преподаватель, даже не взглянул в их сторону. В классе, как всегда был душный полумрак. Окна на две трети были заложены кирпичом, и серое Ленинградское утро с трудом протискивалось в оставленную щель, освещая лишь растрескавшийся потолок, да часть противоположной стены.
Сев на свое место, Лера глянула на соседей справа. Там сидели близнецы Терехины, и у одного из них, кажется - Данилы, под глазом красовался здоровенный
– Чего уставилась?
– пробурчал он, зыркнув исподлобья.
Не ответив, Лера достала из сумки учебник с тетрадью, и просто отвернулась.
"Вчера Данила попытался отнять паек у малька из начального класса, вот ребята его и наказали".
А между тем, Жакет, выписывал на доске какую-то сложную речевую конструкцию. Лере было всегда больно смотреть на этого старичка. Один из сильно измененных, перекошенное туловище, вместо левой руки жалкий обрубок, голый бугристый череп. Он всю свою жизнь проработал в школе. Здесь, правда, никто не обращал на такие особенности внимание, поскольку измененных было большинство. К примеру, в их классе, ребят с нормальной внешностью было всего двое. Да и те, выглядели, прямо скажем - не очень. Девочек изменения касались реже, но и им тоже приходилось не сладко. Прямо перед ней сидела, сильно ссутулившись, Катя Криворучко. Этой бедняжке с рождения приходилось передвигаться на одной ноге, к тому же, вся левая сторона ее, частично была парализована. Рядом с ней возвышался - Большой Алик. Тяжелый даже на вид, громила с руками до земли, с торсом взрослого мужчины и головой ребенка. Несмотря на свой грозный вид, добряк и тихоня. И такие встречались здесь на каждом шагу. Но самое интересное, что обычные школьные прозвища, доставались лишь им, тем, кого природа пощадила, и кого на первый взгляд трудно было отличить от картинки в учебнике биологии. К примеру, Веронику все звали - Шваброй, ее саму как-то странно - Веснянка, а вот остальные, обращались друг к другу строго по именам. И с самого первого класса она знала, здесь не принято говорить о внешности.
К доске вышел Димка Райнер, и затараторил шепеляво:
– In meiner Stadt, viele sch"one Straen, Parks und Platze...
Отец его инженер, переехавший в Россию еще до войны, был родом с восточной Пруссии, так что, Димка владел языком не хуже коренного немца. Жакет, довольно щурясь, оглядывал класс, словно говоря: - "Видали! Это мой лучший ученик! Вот с кого нужно пример брать!"
Лера была готова к уроку, но вот странно, в голове вертелись необычные мысли. Ей почему-то грезилось, что сегодня последний день в школе, что завтра, наконец, долгожданные каникулы. И они с бабушкой, снова уедут на все лето в деревню к тете Жене. И таким это ощущение было реальным, таким ярким, что она даже улыбнулась. Неожиданно, соседка по парте, вечно бледная от голода - Лидочка Матвеева, зашептала ей в ухо:
– Сегодня Надежду Ильиничну хоронят. Пойдешь?
– Как?
– недоверчиво глянула Лера, - Как хоронят?
– Так это... Вчера их дом прямым попаданием... в общем, всех и ...
Класс неожиданно стал расплываться, из глаз девочки хлынули слезы. Надежда Ильинична была их первой учительницей. Добрая, улыбчивая, в этом совсем еще чужом городе, она заменила ей мать. Когда Лера пришла с бабушкой в первый класс, эта женщина, узнав, что малышка растет без родителей, взяла ее под свое крыло. Лера помнила, как она шила ей платья, как приносила обеды, как помогала с уроками. И теперь, она, и трое ее замечательных ребятишек погибли в страшном пламени. Лера вспомнила вчерашний трамвай, и ей стало совсем дурно.
Жакет, увидев слезы на лице своей ученицы, прервал тараторившего Димку и подойдя ковыляющей походкой больного кузнечика, наклонился над Лерой:
– Что случилось, Ларина?
– Надежда Ильинична...
– только смогла произнести она. Горло перехватило и не удержавшись, Лера зарыдала в голос.
На перемене их с Вероникой окружила целая толпа. Ее говорливая подружка трагическим голосом вещала собравшимся, как на их остановке разнесло в клочья переполненный трамвай. Девочку расспрашивали, теребили со всех сторон, выпытывали подробности, пока неожиданно в коридоре не появилась Валентина Филипповна. Она, ухватив Леру за руку, потащила куда-то в угол, и там, глядя испуганными рыбьими глазами, спросила: