Наследники Ост-Индской компании
Шрифт:
Питание больных стало намного лучше. Раньше половина шла директору и ее приживальцам, теперь все шло пациентам. За счет того, что вся обслуга Людмилы Владимировны оказалась ненужной, появилось много свободных ставок. Валерий Петрович сам подбирал людей, а он очень хорошо знал специфику социальной сферы. Перестали уходить в частные руки огромные суммы, выделяемые из бюджета на интернат. Правда, после этого интернат как-то быстро выпал из всех целевых программ, наверное, потому, что Зоя Георгиевна уже не была заместителем министра…
По инициативе директора и главной медсестры, одно из помещений в интернате было переоборудовано в домовый храм. Служить в нем стал отец Аристарх. Он же ходил по палатам, исповедовал, причащал, соборовал больных, кого-то крестил – оказалось, что в этом
По его совету при интернате была образована небольшая группа сестер милосердия, в которую вошли те медицинские сестры и санитарки, которые изъявили желание более усердно, чем этого требовали их обязанности, ухаживать за самыми тяжелыми больными, говорить с ними о вере и о Боге. Архимандрит Петр всю эту деятельность отца Аристарха одобрял, потому что в епархии от него требовали организацию церковной социальной деятельности, а теперь он мог только оформлять на бумаге то, что реально делалось в интернате.
С переменами в социальном учреждении, менялся и город, который был с ним тесно связан. Обновился состав городского совета. Брат Людмилы Владимировны уволился с поста главы администрации, а его сын с должности главного редактора, и оба они покинули Лузервиль. Валерию Петровичу предложили стать главой города, но он сказал, что от этой порочной традиции нужно отказываться. Город должен жить своей жизнью, не связанной с интернатом, и не затухать, а развиваться. В итоге в городской совет пришли многие из местных предпринимателей, из их числа был выбран и глава города. Главу администрации назначили по принципу не родственных связей, а профессиональной подготовки. Избранный от Лузервиля депутат областной думы, вынужден был активно включаться в новый процесс.
В город пришли инвесторы. Появилось несколько новых вроде бы небольших производств, но в итоге это дало городу свыше пятисот дополнительных рабочих мест.
Дом Скотниковой, ставший собственностью государства, сделали городским домом культуры. В нем разместились театр, библиотека, музей, музыкальная и художественные школы, ранее находившиеся в аварийных зданиях. Что больше всего огорчало отца Аристарха, Валерия и Ольгу, не нарушили находившееся в нем культовое помещение, посвященное Кали, под предлогом, что это очень интересно с культурологической точки зрения. Архимандрит сокрушенно качал головой и говорил, что это даст себя знать.
Сэр Джон, отслеживавший ситуацию в Лузервиле, был с ним полностью согласен.
Митрополит Антоний
Отец Аристарх с нетерпением ждал следующего дня. Ему казалось, что архимандрит Василий расскажет ему что-то важное. Они встретились с ним и архимандритом Петром за обедом. Настоятель сначала не планировал звать на него старого священника, но увидев его заинтересованность в продолжении разговора с гостем смягчился:
— Отец Василий, не забудь вчерашнюю книгу, о которой ты мне говорил. Тебя за обедом будут экзаменовать!
Архимандрит Василий принес книгу, в которой подчеркнул какие-то места. Он даже не притронулся к еде и напиткам, и перед тем как начать зачитывать сказал:
— Отец Петр пошутил, но я и правда чувствую себя как на экзамене перед человеком, который отдает Богу всего себя без остатка. Я думал, что сказать об английском Православии. Можно говорить о многих нестроениях в начале третьего тысячелетия, о том, что вызвавший их к жизни епископ Василий (Осборн) сменил юрисдикцию, а затем в семьдесят лет снял сан и женился… Но мне кажется, что это неплодотворный путь для разговора, ведь церковный опыт не в этом. Ведь и о Русской Церкви двадцатого столетия можно говорить сквозь призму восприятия протоиерея Иоанна Кронштадтского или священника Георгия Гапона, архимандрита Иоанна (Крестьянкина) или протоиерея Александра Осипова. Поэтому я скажу немного лишь об уже усопшем митрополите Антонии (Блуме), который аккумулировал в себе весь лучший опыт английского Православия. Вы согласны?
— Конечно, — подтвердил отец Аристарх.
— Вот что
— А что он говорил о священстве? – спросил архимандрит Петр, наливая себе коньяк. – Говорят, он считал, что между духовенством и мирянами нет никаких различий?
— Он писал об этом так: «В ранней Церкви расслоения между духовенством и мирянами не было в том смысле, что было одно живое тело, в котором все члены (апостол Павел об этом подробно говорит) имели различные функции. Но функция – это одно, а сан и возвышенность – это совершенно другое. А если уж говорить о сане и высоте, то надо помнить слова Христа о том, что никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою отдаст за ближнего своего. Это у нас пропало в значительной мере, если не совершенно, потому что мы влились в светские структуры». «У нас нет такого чувства величия епископа или какой-то его отдаленности: живем вместе. И потом, я живу гораздо проще – слава Богу! – чем приходится жить архиерею в России, где у него большая административная работа и вообще сложная жизнь. У нас собор, в соборе сторожка, я в этой сторожке живу, я на себя готовлю, я свою комнату чищу, я на себя секретарствую – и блаженствую, потому что это единственное, что остается у меня от монашества, говоря о внешней стороне».
— То есть священник должен быть и за сторожа, и за повара? – уточнил архимандрит Петр.
— Прямо как я, — улыбнулся иеромонах Онисим, который принес первое. Правда, кроме отца Петра есть пока никто не стал.
— В Англии нормально, чтобы священники работали помимо своего служения, — сказал отец Василий. — Митрополит Антоний пишет: «И вот я предложил – и это было принято одним за другим нашими священниками – что каждый, кто будет посвящаться, будет сам себя содержать работой, а приходской пастырской работе отдавать все – в пределах разума – свое свободное время. Наши священники рассматривают необходимость заработка не как несчастье, а как замечательную возможность расширять свою пастырскую деятельность. Причем не «обращать» в Православие, а давать изнутри Православия все богатство, которые люди могут воспринять, до момента, когда они воспримут само Православие. Или, если не воспримут, они во всяком случае уходят обогащенными тем, чего раньше у них не было». И далее: «Но что совсем не оправдывается, по–моему, это положение священников, у которых не хватает работы, а они все-таки живут за чужой счет, — это ужасно разрушительно».
— Я живу ужасно разрушительно! – усмехнулся архимандрит Петр.
— У вас совсем другой путь в Церкви, — сказал ему отец Аристарх. – В вас очень много доброго. Митрополит Антоний пишет для таких, как я…
Поняв, что это сказано искренне, настоятель поинтересовался:
— А правда, что священников у него для рукоположения выбирал народ?
— Правда, — подтвердил гость и зачитал: — «Мы здесь завели за правило никогда не рукополагать человека иначе как по народному выбору. Мне кажется очень несчастным явлением, хотя большей частью неизбежным, когда человека готовят в семинарии или академии и потом посылают на приход, о котором он не имеет понятия, к людям, которые его не просили и не выбирали. Я не ставлю никого на приход, где его не хотят, не выбрали и не готовы принять». «У нас в течение столетий получился сдвиг. Епископ и священник заняли высокое положение в иерархии, тогда как на самом деле, как отец Софроний мне раз сказал, Церковь – это пирамида вверх дном. То есть тот, кто является епископом или священником, должен быть на самом низу, на нем как бы строится Церковь. И мы потеряли это сознание народа Божия, то есть мирян не как людей не священного сана, а как тела Христова».