Наследники Ост-Индской компании
Шрифт:
Пока машина везла Николая и Ивана в место, где им предстояло отбывать административный арест, Пустяк считал все колдобины, определяя по ним, где они находятся: «Сейчас на Ленинскую повернули», «А сейчас Козлячий переулок проезжаем!»
Бухарику было очень грустно и от того, что у этого неплохого вроде бы мужчины пропадает жизнь, и оттого, чтоу самого его жизнь уже кажется совсем пропала… На сутках он много думал, а когда его выпустили, очень захотел увидеть Григория. И надо же – через какой-то час они встретились…
— Что-то так тошно мне стало от всей этой жизни, хочу светлого, хорошего! – с тоской в голосе рассказывал он
— Не поздно, — успокоил его тот и повел к отцу Аристарху.
Тот исповедовался долго, порой плакал, порой начинал материться, а потом опять плакать… Через два часа он отошел от священника с умиротворенным лицом и прошептал:
— Неужели Бог все мне простил? Неужели я могу начать все сначала?
И потом ткнул профессора в бок и сказал:
— Представляешь, он мне сказал, чтобы я не только бросил пить, но и создал здесь православное братство трезвости!
— А ты как? – осторожно спросил тот.
— Не знаю даже…, — растерянно сказал Николай. – С другой стороны – почему бы не попробовать? Тем более батюшка сказал, что ты поможешь…
Тут пришел черед растеряться Григорию Александровичу, но отказать своему новому знакомому, с которым он непонятным образом быстро сдружился, профессор не смог.
Лузервиль на пороге перемен
В городке Лузервиль между тем атмосфера становилась все более напряженной. Те, кого сэр Джон собрал из безвестности, теперь знали друг друга. И зло, творимое ими, не было теперь интуитивным: они понимали, кому они служат. Но почему-то все у них начало срываться, все у них не получалось. Тем более, что приходилось таиться: ведь Григорий Александрович знал об их существовании, и поделился этой информацией с какой-то частью своих знакомых, но в милицию или ФСБ не заявлял. Многие из них хотели убить Григория, но боялись себя проявлять. Его свидетельство о секте перед правоохранительными органами было бы легко опровергнуть, потому что все знали, что профессор резко отказался от употребления алкоголя, а это может сопровождаться галлюцинациями. А, убив его, сектанты бы себя выдали. Эктон наблюдал за ними из Лондона, и думал, что это самое многочисленное, и одновременно самое безуспешное отделение тайного общества «Наследники Ост–Индской компании». Кстати, он ведь даже забыл им сказать об их отношении именно к этому обществу…
С другой стороны в Лузервиле происходило много перемен другого характера. Николай при помощи Григория Александровича сумел объединить с полсотни местных пьяниц в православной общество трезвости. И многие из вступивших в него реально смогли изменить свою жизнь. А их соседи и знакомые, видя, что такие вроде бы «конченые» люди могут не только освободиться от того порока рабами, которого были многие годы, а некоторые и десятилетия, но и делать что-то доброе, и сами начинали изменяться. Храм в Лузервиле стал переполнен.
В это же самое время активно шла работа по переименованию города в «Большой». Она встречала разного рода препятствия, в первую очередь, благодаря скрытому сопротивлению тех, кто был на собрании, названном Григорием Александровичем «советом нечестивых». Лузервильцев настраивали, что «Большой» — это безвкусно и пошло; что это пустая трата бюджетных денег; по местному телевидению показали небольшой рекламный ролик,
… Два человека, которых разделяли тысячи километров – один находился в Лузервиле, а другой в Лондоне – думали одновременно друг о друге. Это были отец Аристарх и сэр Джон Эктон. С того момента, как архимандрит начал молиться за лорда, тому стало очень сложно жить. Он вновь начал чувствовать боль, стал все чаще вспоминать о том, что когда-то был христианином, в его сознании все чаще проносилась евангельская сцена о разбойнике, распятом на кресте рядом с Христом Спасителем и прощенном Им в последние часы жизни, оказавшимся первым, кто пошел в рай за воплотившимся Богом. И одновременно ненависть переполняла его сердце, ему хотелось уничтожить священника, изматывавшего его душу и тело своими молитвами. Им предстояло встретиться, и оба они это чувствовали.
ЧАСТЬ ІІІ.
И ЦЕЛОГО МИРА МАЛО…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Проповедь
… Лузервильский храм в это утро был переполнен. Литургию служили настоятель архимандрит Петр, приехавший к нему опять в гости из Англии архимандрит Василий и иеромонах Онисим. Протоиерей Стефан исповедовал. После чтения Евангелия на проповедь вышел английский гость. Говорил он, как всегда, одними цитатами, но «без бумажки»: они как-то естественно появлялись, сплетаясь в единое целое:
— Сегодня мы слышали в евангельском чтении такие слова: «Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17:20-21). Как мы должны это понимать?
Митрополит Антоний Сурожский, говоря об этом, приводил следующие слова Святителя Иоанна Златоуста: «Найди дверь своего сердца, и ты увидишь, что это дверь в Царство Божие». Поэтому обращаться надо внутрь себя, а не наружу – но особым образом. Речь не о том, чтобы прибегнуть к самоанализу; я также не имею в виду, что внутрь надо идти приемами психоанализа или психологии. Это не путешествие в сущность моего собственного «я»; это путь через, сквозь мое «я», чтобы из собственных глубин вынырнуть там, где Бог есть, где Бог, и мы встретимся.
Преподобный Исаак Сирин писал, что «Отечество у чистого душой — Внутри его. Солнце, сияющее там, — свет Святой Троицы. Воздух, которым дышат жители, — Утешитель Всесвятой Дух. Совозлежащие — святые бесплотные существа. Жизнь, радость и веселие их — Христос, Свет от Света Отца. Таковой и видением души своей увеселяется, и удивляется красоте своей, которая во сто крат светлее светлости солнечной. Это — Иерусалим и Царство Божие, сокровенные внутри нас по слову Господа. Эта страна — облако Славы Божией, в которое войдут одни чистые сердцем, чтобы увидеть лицо своего Владыки и озариться лучом света Его в духе своем».