Наследники Скорби

Казакова Екатерина

Колдун поразмыслил и медленно кивнул, признавая правоту этих слов.

— А поведай нам, воевода, как ты собрался выполнить данное посаднику слово? — мягко спросил со своего места Ольст, по-прежнему поглаживая больное колено. — Не уразумели мы.

— Мы не можем поднимать плату за свой труд, — Клесх сел за стол, потому что возвращаться на край скамьи, где он сидел до этого, было нелепо, — однако Цитадели нужны деньги. Десятина с каждого печища — это немало. Нам хватит, чтобы Крепость и те, кто здесь живут, ни в чем не знали нужды.

— Как ты собираешься дать всем защиту? Нас слишком мало, — напомнил Донатос, который

столь внимательно слушал недавнего креффа, что даже не заметил, как Рыжка подкралась к нему и начала осторожно ловить лапкой болтающуюся на поясе шишку.

— Колдуны из троек займутся мертвецами и покойниками, а также начертанием обережных кругов там, где их нет. Старые же круги подновлять отправим подлетков. Тем, кто отучились три-четыре года, это уже по силам. Ратоборцы же отныне займутся выслеживанием только больших стай и сопровождением обозов. Остальное время будут готовить молодых парней…

— Ты никак дружины собирать решил? — загудел со своего места Дарен. — Да только какого Встрешника они нужны, коли Ходящего лишь Даром свалить можно?

— Они нужны прежде всего для защиты Цитадели. Мы будем кормить их, учить ратному делу. Это будут верные нам люди. И ежели вдруг случится бунт или недовольство, они станут стеной между людьми и Осененными. Думаешь, всякий захочет десятину платить? Нет. Иным купцам дешевле осенить двор защитой да нанять воя для обоза, ибо наторгуют они много больше, чем истратят. А тут из году в год — отстегивай, хочешь не хочешь, десятую долю прибытка. Обязательно найдутся те, кто начнут припрятывать добро и лукавить. Думаешь, ратоборец станет бегать на каждый двор и грозить мечом? То-то. А купцу с посадником своим сговориться — дело нехитрое: отдаст треть сбереженного — и в расчете. Мы и не дознаемся никогда.

— А дружина твоя дознается будто, — не сдавался крефф.

— Дружина та из местных парней будет, и уж они-то знают, о ком в городе какая слава идет. А еще учти, что в детинец всякая семья самого худого по родству парня отдаст. Купец свою кровь не пошлет мечом махать, и посадник тоже. Значит, отправят туда того, с кем расстаться не жаль, или того, кто глаза намозолил. Смекаешь?

Могучий обережник задумался, а потом медленно кивнул.

— Но то еще года два, не меньше, пройдет, прежде чем будет нам польза от этих ребят. Потом можно их и в ночь выводить. Убить волколака или упыря не смогут, а вот ранить — да. И если с обозом дружина и обережник идут, то уже сила немалая. Ежели на звериный запах волкодавов натаскать, они на лов выходить станут и выслеживать помогут. Донатос, Лашта, вы теперь волколаков шкур

и

те. Чтоб на каждой псарне шкура была. Псы должны к запаху привыкнуть, не бояться.

Колдуны переглянулись.

— Как скажешь, — ответил Донатос.

Новоставленный Глава тем временем продолжил:

— И еще. Ежели знаете, где дети Осененные, но с Даром слабым есть, тех надо забрать в Цитадель. Толку от них в деле мало, но сор

о

к привадить к месту смогут. Будут при сорочатниках в детинцах службу нести. А там, может, еще на что сгодятся. Теперь — ратоборцам. Отныне с четвертого года подлетков своих на лето отправляйте в сторожевые тройки. Там они и под приглядом будут, и пользу принесут, и крови понюхают. Сами же делом займётесь — Ходящих с лежек снимать, логова искать.

Его

слушали молча, не возражая, не оспаривая, но с трудом свыкаясь с мыслью о том, что уклад жизни в Крепости изменился круто и, по всей вероятности, навсегда. Клесх сам без дела сидеть не рассчитывал и другим этого позволять не собирался.

— Теперь — целителям. Ихтор, Руста. Отныне к каждому зимнему обозу с податью готовьте зелья от самых злых хворей. Будем отправлять сторожевикам, чтобы те жилы из себя не тянули, случись что.

— Мы тебя поняли и услышали, — скрипучим голосом отозвался со своего места Ильд. — Круто ты забираешь, Глава. Стелешь уж больно жестко. Сдюжат ли люди и Цитадель?

Клесх посмотрел в слезящиеся старческие глаза и понял, что от того, как он сейчас себя поведет, будет зависеть всё. Даст слабину, замнется, сробеет — и за ним… нет, пойдут, конечно, но до цели не доберутся. Как пить дать. Поэтому он ответил сухо и жестко:

— Оставим все как прежде — через пару лет ни людей, ни Цитадели не будет. А если кто вздумает поперек идти и преграды выстраивать, того я к Хранителям отправлю без всякой печали.

С этими словами он встал и сказал:

— Посадником в Крепости остается Нэд. Перед ним о всяком деле ответ держать будете. Я по городам поеду. Со сторожевиками все обговорю, места под детинцы обозначу, погляжу, кого из парней в дружины урядят.

— Ты не сказал, что делать с людьми, которых соотчичи отрядят в Цитадель. Зачем они нам? — напомнил Руста. — К чему Цитадели вдовы, бедняки? На что нам их кормить?

— Цитадели нужны люди. Половина ярусов пустует, пусть здесь живут те, кто не спасется один. Для них Крепость станет домом. Они будут работать на нее, а она — давать им защиту и кров. По лету поставят за стенами деревню. Когда в Цитадель повезут оброк, работа найдется всем.

— Если тут станут шастать бабы и девки, как удержать послушников от блуда? — сурово спросил Рэм.

Клесх пожал плечами:

— Тебя как от блуда удерживали? Или скажешь, девки за всю жизнь ни разу не коснулся?

Старик свел кустистые брови на переносице и зло стукнул кулаком по лавке, на которой сидел:

— Цитадель — это не только, как ты говоришь, Дар, кровь и железо, но еще и долг. А ты парней молодых к подолам бабским привязать хочешь.

Обережник перевел на старика тяжелый взгляд:

— Я гляжу, тут одни постники собрались, которые воздержание с малолетства блюдут, — насмешливо сказал он. — Не хотите, чтобы выучи слонялись, делом их займите, а бабские подолы… пусть бабы сами выбирают — жить им с обережником будущим или нет. Пока учебу не окончат и опоясаны не будут — свадеб им не светит, а там как хотят. Или, скажешь, ни у кого из вас жен беззаконных не было?

— Клесх… — впервые голос подала Бьерга.

Ратоборец заметил, что за весь вечер злоязыкая колдунья не проронила ни слова, молчала, как воды в рот набрала, будто онемела и оглохла разом.

— Не слишком ли ретиво ты, Глава, взялся? С плеча рубишь. Как бы худа не было… — она сказала это без злой оглядки, искренне, потому что немало пожила и знала, как трудно поворотить закосневшую громаду, которая веками матерела, не меняясь ни в одну сторону.

— А я пока и не взялся, — спокойно ответил ей крефф. — Или вы не видите, что тут ни баб, ни девок, ни посада за стенами, ни саней с оброком во дворе? Покуда Крепость этим всем обрастет — годы минут.