Наследники. Покорители Стихий
Шрифт:
Открывая дверь спальни после ужина, Гарри опять наткнулся на разъяренного Рона. Тот, красный, со встрепанными рыжими волосами, метался по комнате, и орал на Аврелеуса. Дракончик, съёжившись, сидел на спинке кровати Гарри и всем своим видом олицетворял оскорбленную невинность. Рон же размахивал перед его носом каким-то обгоревшим пергаментом.
— Что случилось? — Гарри попытался перекричать друга.
— Ах, что случилось?! — возопил Рон и, потрясая пергаментом, кинулся на Гарри. — Твой дракон спалил сочинение по истории магии, заданное профессором Биннзом!!! В нем должно было быть
"Аврелеус?…" — Гарри укоризненно посмотрел на дракончика.
"Я же не знал, что ему важен этот пергамент".
"А что, вообще, ты сделал?".
"Хотел попрактиковаться с огнем, а этот свиток так заманчиво торчал на краю", — дракончик опустил голову.
— И долго вы еще собираетесь болтать, — раздраженно заметил Рон. — Я же предупреждал, что от дракона можно ждать одних неприятностей! И что теперь делать с моим сочинением?!
— Рон, успокойся, — Гарри примирительно посмотрел на друга. — Попроси Гермиону, и она всё восстановит.
— Ах, Гермиона! Ты теперь всю жизнь собираешься во всем на нее полагаться?! Перекладывать на её плечи свои проблемы? Подставлять её вместо себя…
— Рон, заткнись! — закричал Гарри, не в силах больше сдерживаться. — Что с тобой стряслось?! Кто тебя укусил?! Почему ты на всех орешь, и ищешь вокруг виноватых?!
— Хочешь знать, что со мной? — Рон из красного стал малиновым и продолжал орать, размахивая опалённым пергаментом перед носом друга. — Ты во всем виноват, только ты! Как же, известный мальчик! Знаменитый Гарри Поттер! Думаешь, тебе все позволено?! А о других думать не обязательно?! Мне все это порядком надоело! Всё лучшее всегда достается тебе: лучшие девушки, скоростные мётлы, диковинные звери.
— Рон, что с тобой? — юноша ошалело таращился на него.
— Ну, почему всегда ты! — выкрикнул Рон фразу, которую Гарри уже слышал от него однажды. И воспоминание о тех чужих глазах, в которые превратились тогда глаза Уизли, заставило его сердце сжаться, словно его сдавила ледяная рука. А парень продолжал бушевать:
— Я понял! Всю свою жизнь я стоял за чьими-то спинами, вот что! Мне это надоело, я хочу, наконец, стать самим собой. Сделать что-то сам и не быть никому обязанным!
— Рон, опомнись! Ты всегда помогал мне в самые трудные моменты, выручал меня, когда казалось, уже никто не в силах помочь! Разве это называется стоять за чьей-то спиной?! — Гарри трясло. Рон ещё никогда не делал ему так больно, даже на четвертом курсе, когда не разговаривал с ним долгое время.
— Хватит красивых пустых фраз! Я хочу уйти куда-нибудь, где не будет твоей знаменитой рожи! — и снова, взглянув в глаза Уизли, юноша увидел совершенно чужого и незнакомого человека, смотревшего на него с потрясающей злобой.
— Рон! — Гарри схватил его за мантию и стал трясти с такой силой, словно надеялся вытрясти из друга то чужое и враждебное, что поселилось в нем. — Очнись и не говори глупостей! У тебя огромная дружная веселая семья, я о такой могу только мечтать! Живые родители, которые тебя любят, братья, замечательная сестра. — Гарри держал Рона за грудки и орал ему в лицо. — Если тебе не хватает денег, я отдам тебе свои…
— Гарри, — вдруг сдавленно прошептал Рон совсем другим голосом, и вцепился в руки Гарри. — Я не знаю, что это было… — его глаза снова стали обычными, и в них уже не было ни ярости, ни злости.
— Рон, — Гарри отпустил руки, и Рон сполз на пол у кровати.
— Прости меня, я не знаю, что на меня нашло! Пожалуйста, прости! — Уизли била крупная дрожь, и он был весь мокрый, словно пробежал много миль. Голос оборвался, и юноша заплакал, слезы несли огромное облегчение.
— Рон, — Гарри сел на пол рядом с другом и обнял его за плечи. — Это ты меня прости, за то, что я накричал на тебя.
Ребята замолчали и долго сидели плечом к плечу, позабыв о времени. Аврелеус смотрел на двух друзей, прищурив переливчатые глаза, впитывал цвета их мыслей и ощущал, насколько важна для них обоих эта дружба.
— Рон, а что стряслось вчера после ужина? Из вашей спальни доносились такие громкие вопли, что вспоминались разъяренные носороги и бешенные слоны! — это была первая фраза, которую произнесла Гермиона, когда они шли на завтрак в Большой Зал.
— Ну… — Рон бросил быстрый взгляд на друга. — Мы разговаривали с Гарри… Обсуждали, кого взять вратарем в нашу команду… — на ходу сочинил он.
— Интересно, — прищурилась Гермиона, — Никогда не думала, что для дружеской беседы требуется так кричать!
— Это очень помогает найти общий язык, — в тон ей ответил Рон.
— Честное слово! — Гермиона закатила глаза. — Какие же вы оба обормоты!
— Да ладно тебе, — Рон широко улыбнулся. — Госпожа староста изволит гневаться?
— Прекрати кривляться, — глаза Гермионы смеялись.
— Может, вы всё же поторопитесь? — встрял Гарри. — А то на завтрак опоздаем!
Они вошли в Большой Зал, Гарри глянул на стол Гриффиндора и похолодел, потому что на том месте, где обычно сидел он, теперь восседал Аврелеус. Ученики смотрели на дракона, не веря своим глазам. Большинство разрывалось между желанием рассмотреть существо поближе, и боязнью превратиться в пирожок с румяной корочкой. Гарри тяжело вздохнул и направился к возмутителю спокойствия.
"И что ты тут делаешь? Ведь Дамблдор просил, чтобы ты был в башне, когда я занят".
"Но я не желаю быть в башне! Я хочу говорить с тобой. Мне больше не с кем говорить!"
"А поесть ты не хочешь? Может, ты проголодался?" — спросил Гарри с некоторой опаской.
"На рассвете ко мне приходил странный зверь, волк и человек одновременно, он принес вкусную еду". Гарри сообразил, что речь, видимо, идет о Люпине.
"Аврелеус, тебе нельзя в Большой Зал! Иначе Дамблдор отправит тебя к другим драконам, а у меня будут крупные неприятности".
"Я их легко улажу — огнем", — юноше на мгновение показалось, что тихий мысленный голос прозвучал так, словно говоривший улыбался. Драконы умеют улыбаться? — спросил сам себя Гарри, но не этот вопрос волновал его сейчас больше всего.
"Аврелеус, не смей даже думать об огне в Хогвартсе и на территории школы!"
"Ладно-ладно", — ответствовал тот, — "Я постараюсь быть послушным драконом".
"Очень надеюсь… Если будешь слушаться, можешь остаться, только слезь с моей тарелки" — Гарри сел на скамейку.