Наследники
Шрифт:
Поразмыслить бы Валерию над этим случаем, «взяться за ум», как строго посоветовали ему ребята из комитета комсомола. Да куда там… «Ведь, в сущности, что они советуют? — думал Валерий. — Пойти с повинной к начальнику отдела, этому сухарю? Он да и другие здесь такие же консерваторы да ретрограды, что и в МВТУ. Нет уж, извините. Не на того напали. Пусть сами вызовут и признают, что так со мной, Хомяковым, поступать нельзя».
Самоуверенность Валерия зиждилась на поддержке некоторых его знакомых. В бой за Валерия поспешили вступить скульптор Бесфамильный, писатель Корниловский, академик Ознобин. В своих посланиях институту они горячо утверждали, что Хомяков удивительно талантливый юноша, перспективный, с большими потенциальными возможностями и потому заслуживает особого к себе отношения. Но «консерваторы и ретрограды» из НИИ не вняли этим просьбам. Звонки и письма заступников не возымели действия. Решение приняли твердое — пусть поработает в копировальном бюро, а там посмотрим.
Узнав об этом, Валерий просто вышел из себя. «Копировать чужие чертежи? Быть на побегушках? Да ни в жизнь!» — шумел он в комитете. Кстати, там-то он и услышал впервые, что начался отбор комсомольцев на «Химстрой». Валерия охватило отчаянное желание поразить всех, одним махом доказать, как в нем ошибались институтские руководители. Он потребовал, чтобы его послали в Каменск. В комитете сначала и слушать не хотели. Но отбиться от Валерия Хомякова оказалось не так-то просто. Опять начались звонки и в комитет, и в партком, и в дирекцию института. Почему зажимаете парня? Работник не очень важный? Ну, не нашел пока себя, с кем такого не бывает? Раз хочет попробовать силы на таком трудном, боевом участке, почему не дать ему возможность?
Теперь в институте уже не устояли, сдались.
Несколько дней Валерий ходил торжественный и важный, всем своим видом давая понять, что вот не кто-нибудь другой, а именно он, Хомяков, едет куда-то в тартарары, где будут бог весть какие испытания. «Но ничего, мы не хлюпики, мы выдержим, — небрежно бросал он в разговорах, — по теплым кабинетикам да уютным лабораториям плакать не будем». И хотя Каменск находится всего в нескольких часах езды от Москвы, это ничуть не умаляло в глазах Валерия Хомякова его подвига.
Вместе с ним решили ехать и двое его дружков — Борис Лагутенко и Анатолий Кочергин.
Правда, в глубине души и тот и другой побаивались неизвестности, того, что им предстоит. И пожалуй, мысленно были согласны с теми сомнениями, что им высказывались многими: «Что вам-то на „Химстрое“, таким птенцам?» Но Валерий взял их мертвой хваткой. Он рисовал картины, одну заманчивее другой, обещал возврат в Москву, в НИИ, с таким невиданным триумфом, что юноши не устояли. И вот они в пути. За окнами мелькают мокрые от только что сошедших снегов поля и перелески, подмосковные поселки и города. Белесовато-голубое небо, расчерченное проводами электролиний, выглядит уже по-весеннему приветливым.
Электропоезд стал замедлять ход. Из репродуктора послышался торжественно-взволнованный голос:
— Прибываем в город Каменск. Поездная бригада поздравляет вас, товарищи комсомольцы, с прибытием на «Химстрой».
Борис и Толя засуетились с вещами. Но Валерий их остановил:
— Не спешите. Сначала, полагаю, придется выйти без вещей. Небось митинг сперва, торжественные речи по случаю нашего приезда.
Он прилип к окну, выискивая приветственные лозунги, плакаты, трибуну и слепящую медь оркестра. Ничего этого, однако, не было, а перрон уже заполнили шумные толпы молодежи, высыпавшие из вагонов.
Хомяков вздохнул, нелестно помянул про себя руководителей стройки и бросил своим спутникам:
— Не очень-то горячо встречают энтузиастов.
Зарубин, видя, что Борис и Толя еле справляются с вещами, предложил:
— Давайте помогу.
Валерий почему-то отнесся к его предложению настороженно.
— Ничего, сами управимся. Давай, давай живее, ребята, — подгонял он помощников. — И, взяв гитару и какой-то аккуратный сверток, направился к выходу.
Виктор удивленно пожал плечами и, улыбнувшись, проговорил:
— Ну что ж, до встречи.
…От станции к Каменской пустоши, тяжело скрипя и переваливаясь на осевших рессорах, один за другим отходили грузовики и автобусы. Первые группы комсомольцев направлялись на строительную площадку «Химстроя».
Глава IV. Путевки в жизнь
Отдел кадров строительства помещался в небольшом дощатом сарае, сколоченном наскоро только вчера. Комнаты были тесны, как скворечни. Но кабинет начальника отдела уже имел довольно изысканный вид: полированный стол, два тонконогих кресла, зашторенный шкаф.
Степан Четверня удобно, со вкусом сидел за столом, положив на него короткопалые красные руки. Нейлоновая, далеко не первой свежести сорочка обхватывала мощную шею. Взгляд его был хмур и пристален. Левой рукой он то и дело закручивал редкие завитки волос.
На дверях комнаты Четверни висело большое, написанное чернилами объявление: «Товарищи комсомольцы! Соблюдайте порядок! Приготовьте документы и ждите очереди. У дверей не толпиться. Курить только на улице».
Но у дверей все-таки толпились. То и дело слышались ворчливые голоса: «Чего копаетесь? Биографии изучать нечего — все и так ясно. И здесь бюрократизм».
Особо рьяные вваливались в комнату.
— В чем дело? — недоумевающе вопрошал Четверня, подняв очки на потный розовевший лоб. — Вы не у себя дома, а на «Химстрое». Понимаете? На «Химстрое». И давайте по порядку.
Многие вызывались помочь, но начальник отдела кадров удостаивал их лишь мимолетным взглядом и снова погружался в бумаги очередного посетителя.
— Фамилия?
— Чулков.
— Специальность?
— Токарь пятого разряда.
— В бригаду землекопов.
— Фамилия?
— Чернов.
— Столяр-краснодеревщик?
— Правильно.
— В плотницкую бригаду. А впрочем, нет, пока на землю.
Вот к столу подошли три девушки. Переглядываются между собой, стесняясь, жмутся друг к дружке. Затем одна, что посмелей, обращается к Четверне:
— Товарищ начальник. Разрешите обратиться еще раз.
— Это в который же? Поди, в пятый? Ну что ж, обращайтесь, — морщась, бросает он.
— Вы скажите поточнее. Что нас, действительно подсобницами поставят? Ведь мы портнихи. Первого класса. Учились. А тут — в подсобницы. Да и общежитие, где оно?