Наследники
Шрифт:
Кто-то подтверждает:
— У каждого свое. По мне, так лучше места, чем киевский Крещатик, на земле нет. По кирпичику его красоту восстанавливали.
В трех или четырех кадровых бригадах, приехавших на стройку за последнее время, было несколько стариков совсем почтенного возраста. Четверня, когда увидел их документы, возмутился:
— У нас же не дом престарелых, а ударная комсомольская стройка!
Ефим Мишутин, сузив в гневе свои и без того маленькие глаза, пробасил:
— Не глагольте лишнего. Это наши профессора.
— Вполне допускаю, пусть академики даже. Только им отдыхать пора, а не по таким стройкам мотаться.
— Вот-вот. Именно академики. Это вы правильно сформулировали, потому оформляйте без задержки.
С легкой руки Четверни и укрепилось на стройке за пятью-шестью стариками это почетное звание — «академики». Сначала все удивлялись — зачем, в самом деле, здесь эти белоголовые деды? Но очень скоро убедились, что деды действительно нужны бригадам. Никто так не отладит инструмент, так чисто не смонтирует сложнейший узел опалубки и никто, наконец, так умело не сможет вести самое разнообразное хозяйство бригады.
Беседы ветеранов увлекали, однако, далеко не всех. Кое-кто посидит пять — десять минут, ухмыльнется, махнет рукой и подастся куда-нибудь, где веселее. Старики не обижались. «Молодо-зелено», — думали они. Понимали, что не успели еще эти рязанские, псковские или курские парни полюбить новое для них дело.
Однажды забрел к «Прометею» и Валерий Хомяков. Вначале слушал молча, не поддакивая и не возражая, только долго не выдержал. Обращаясь к Мишутину, Валерий проговорил:
— Что это вы так гордитесь этим самым МГУ? Помпезность и украшательство, пример влияния культа личности.
Мишутин не сразу понял его и переспросил:
— Как, как ты сказал? Что-то я не совсем уяснил.
Хомяков снисходительно усмехнулся.
— Я говорю, что у вас нет оснований гордиться зданиями, что на Ленинских горах, на Смоленской или на Котельнической. Глыбы. Только уродуют Москву.
Наступило долгое молчание. Все посмотрели на Валерия и ждали, что скажет Мишутин. Тот не торопясь вытащил пачку «Беломора», помял папиросу и, держа ее в крупных, заскорузлых пальцах, промолвил:
— Не знаю, почему вам, молодой человек, эти дома так не по нраву. А по-моему, неплохие домишки. Очень неплохие. Что думали, когда решали их строить, не знаю. Со мной не советовались. Но здания стоят и будут стоять столетия. Думаю, Москве от них не хуже, а наоборот. Слышал я, даже самые видные архитекторы признают, что город они украсили.
Валерий нетерпеливо махнул рукой.
— А, оставьте. Это я где-то и когда-то читал. Кажется, в какой-то трескучей передовой. Надо же и самим думать.
Мишутин прикурил, наконец, папиросу и, исподлобья глянув на Хомякова, ответил:
— Значит, хорошо было написано, раз запомнилось. Но должен сказать — ваши слова и столь глубокие мысли нам тоже знакомы. Слышали. И не раз.
— Это естественно. Многие так думают.
Мишутин все так же медленно продолжал:
— Недавно в одном театре я побывал. В столице. Такие же вот молодые два часа подряд упражнялись на сцене, как бы похлеще подковырнуть нашу бедную эпоху. Пришел в гостиницу, включил приемник — опять то же самое. Это уж издалека, из-за океана.
Валерий понял, что этот широкоплечий увалень не так прост, как кажется. И мыслей занимать не будет, и на своем, видимо, стоять умеет. Усмехнувшись, Хомяков предложил:
— Ладно, старина, не будем ломать копья из-за вопросов, которые всем давно ясны. Сменим пластинку… Вот все вы хвастаетесь участием в строительстве этих самых дворцов, разных там заводов и электростанций. Ну, построили их, и что из этого?
— Как это что? Чудное спрашиваете.
Сосед Хомякова, сумрачно посмотрев на него, недовольно проворчал:
— Что-то вы, молодой человек, действительно того, загадками говорите. Нельзя ли пояснее?
— А я товарища могу перевести, — немного хрипловатым от волнения голосом вдруг проговорил Зайкин. Он давно уже прислушивался к разговору, шедшему между Хомяковым и Мишутиным. — Вопрос товарища Хомякова очень прост. Что, мол, вы лично имеете от этого? Так ведь? — Костя повернулся к Хомякову.
Тот пожал плечами.
— Перевод не буквальный, но смысл уловлен правильно, — и обратился к Мишутину: — Мы пришли к вам на выучку. Так обрисуйте же наши перспективы.
Ефим Тимофеевич отнесся к вопросу Валерия очень серьезно.
— Ответить на ваш вопрос можно. Если вы ведете речь об особняке, то у меня его нет, «Волгу» я тоже пока не купил. Вот «Москвич» сыну обещал, как инженером станет. Только все это мишура. А вот сделать своими руками такой завод, как «Химмаш», это уже кое-что. Или, допустим, такие дома, что вы так невзлюбили.
— Ах, все это не то. Я же о другом. Всю жизнь мотаться по городам и весям, жить на колесах — не очень-то вдохновляющие горизонты.
— А как ты представляешь свою жизненную линию? И зачем здесь? — нервно спросил Зайкин.
Хомяков снисходительно посмотрел на него и процедил:
— Что вы-то петушитесь? Я, кажется, не с вами говорю.
— Уж больно мне не по душе такие нюни.
— Ты, малый, выбирай выражения… Не то с тобой придется говорить иначе.
Костя вскочил с места.
— Иначе? И кто же со мной так говорить будет? Уж не ты ли, борода? — И, не дожидаясь ответа, бросил: — Давай-ка выйдем отсюда.