Наследники
Шрифт:
— Ну что ж, товарищи, начнем. Владислав Николаевич, пожалуйста.
Данилин подробно рассказал о том, как осуществляется план организации работ на площадке, как идет выполнение графика. Свирепо навалился на проектировщиков, снабженцев. В конце рассказал о партийно-хозяйственном активе.
— Значит, нашла коса на камень? — чуть улыбнувшись, спросил министр.
Данилин сухо, не глядя ни на министра, ни на Быстрова, ответил:
— На стройке может быть только один начальник, а не два.
Когда он закончил, Быстров спросил министра:
— Можно мне?
Все с интересом поглядели на него. Данилин подумал: «Сейчас опять начнет свою песню. Неужели Николай Евгеньевич клюнет на это?» Тоскливо и как-то муторно сделалось у него на душе. Посмотрел на своих бывших сослуживцев, сидевших за столом, на их спокойные, в меру озабоченные лица, и так ему захотелось обратно, в большой, уютный дом министерства.
Быстров коротко, четко привел доводы в пользу предложения, которое отстаивал. Когда он закончил, министр спросил:
— Партийно-хозяйственный актив высказался за комплексное ведение работ? Так?
— Да. Мы понимаем, что вступили в спор не только с товарищем Данилиным, но и с вами, да и с вашим коллегой — заказчиком. Проекты объектов, очередность и график их сдачи утверждены вами. Но надеемся, что поддержите.
После некоторого молчания министр как бы про себя медленно произнес:
— Конечно, если главный корпус будет стоять и дожидаться литейки и кузнечного, то разумного в этом мало.
Данилин тяжело поднялся, оперся руками на стол и, ни на кого не глядя, проговорил:
— Мудрое ли это решение, нет ли, судить не берусь. Решали коллегии двух министерств. Но скажу вам, Николай Евгеньевич, прямо: иного решения сейчас быть не может. Нетрудно понять, что значит форсировать сейчас литейку и кузнечный. Проектов нет, людей нет, техники тоже. Что же есть? Благие пожелания? Но ими, как известно, корпуса не возводятся.
Данилин сел. Все, кто находился в кабинете, выжидающе смотрели на министра.
Он долго молчал, несколько раз снимал, протирал и вновь надевал очки. Потом с еле заметной улыбкой, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Задали нам задачу химстроевцы.
— Николай Евгеньевич, — опять заговорил Данилин, — я официально заявляю — дело это не реальное.
— Что-то я не узнаю вас, Владислав Николаевич!
Данилин, подняв на министра насупленный взгляд, ответил:
— Я всегда говорю, что думаю. Привычка такая.
— Привычка хорошая. Спора нет.
Данилин не сдавался.
— Вести весь производственный комплекс одновременно — прожектерство, не больше. Я тоже за сжатые сроки, за досрочную сдачу. Но я против авантюр. Все это слишком серьезно, чтобы решать походя, вопреки расчетам, реальным возможностям.
Министр терпеливо дослушал эту горячую реплику, пристально посмотрел на Данилина. Тот сидел, опустив глаза, что-то чертил и чертил на развороте своей папки для бумаг.
— Жизнь порой вносит коррективы в любые планы и наметки. — Голос министра звучал спокойно, подчеркнуто спокойно. — Да, мы утверждали и проекты, и сроки, и графики. Но из этого вовсе не следует, что мы должны встать перед собственными решениями и молиться на них. Да, имелось в виду до ввода второй очереди обеспечивать «Химмаш» литьем, крупногабаритной арматурой и поковками путем кооперированных поставок. Но предприятия получили новые, дополнительные и притом очень важные задания. Продукция для «Химмаша» с них не снята, но идет как сверхплановое задание, и заводы не без оснований опасаются, что с этим они не справятся.
Данилин бросил:
— Пусть справляются. Это не фабричонка какая-то, а «Химмаш».
— Подтянуть их, конечно, подтянут. Но лихорадка неизбежна. И еще надо учесть, продукция для «Химмаша» сложная. Пока освоят технологию, оснастку… Есть ли смысл затевать все это на год-полтора?
Данилин буркнул:
— Не знаю. Такие вещи надо продумывать раньше.
— Согласен с вами, Владислав Николаевич. Согласен. Но ведь на главке-то сидели, кажется, вы? Так, может, и упреки эти себе адресуете?
И, уже обращаясь ко всем, министр произнес:
— В Госплане и в правительстве тоже озабочены положением, складывающимся с «Химмашем». Нам надо все очень серьезно, обстоятельно взвесить. Я понимаю, что огорчаю вас, Владислав Николаевич, но должен сказать, что коммунисты стройки ближе к истине, нежели вы. И потому давайте договоримся о следующем: завтра же надо встретиться с заказчиком, с Гипромашем. Будем входить с согласованными предложениями в правительство. А вам, — министр обратился к Данилину и Быстрову, — убрать шпаги в ножны, считать, что поединок закончился. И думать, думать, как организовать дело, что нужно стройке… До зимы, до морозов надо выхватить нулевой цикл по основным объектам. Это главное.
Что касается материалов, — министр уже обращался к своим работникам, — то надо дать «Химстрою» все, что нужно. Проверьте все наши фонды, все запасы. Чего не хватит — срочно готовьте предложения в Госплан и Госснаб.
Данилин отмалчивался долго, но, видя, что министр уже не ждет и не спрашивает его мнения, а продолжает обсуждать и решать то один, то другой вопрос, пересилив себя, тоже включился в общий разговор. Ведь лучше его никто из присутствующих не знал, что и в каком количестве нужно стройке, что подводит и режет сейчас, что будет узким местом завтра или послезавтра.
Министр слушал его соображения внимательно, изредка делал заметки в блокноте или коротко бросал:
— Бубнов — это тебе. Герасимов — это по твоей части.
Или:
— Это надо просить наверху. Готовьте предложения, расчеты…
Под конец разговора министр, глядя в упор на Данилина и Быстрова, произнес:
— Дадим почти все, что просите. Ясно? Но уговор дороже денег. Споры — побоку. Обиды — тоже. Единым гужом за дело.
Данилин все еще раздраженно ответил:
— Задачу вы нам дали, голова кругом идет.