Наследство Лэндоверов
Шрифт:
Когда Этель вышла, я прошептала:
— Подумать только! Вся эта роскошь принадлежит Рози!
— Рози очень умна, — заметила Оливия.
— Кто же является жрицей этого священного храма? — спросил Яго.
— Это Рози, она очень преуспела в жизни.
Вернулась Этель, попросила нас следовать за ней и провела в другую комнату, богато отделанную в тех же тонах. Позже я заметила, что голубой с золотом узор повторяется во всем помещении.
При нашем появлении сидевшая за письменным столом женщина поднялась к нам навстречу. На
— Господи, помилуй! — воскликнула она. — Да ведь это мисс Кэролайн!
Я подошла и сердечно обняла ее.
— О, Рози, — сказала я, — я с трудом узнала вас среди всего этого великолепия.
— Я все та же Рози. Ну, не совсем та же… Немного старше и значительно умнее. Так ведь и должно быть, верно? А джентльмен?
— Это мистер Яго Лэндовер. Он приехал из Корнуолла.
Яго поклонился.
— Очень любезно с вашей стороны допустить меня в святая святых.
— Хорошо сказано, — одобрила Рози. — Святая святых, значит? Жаль, что я раньше об этом не подумала.
— Он считает, что сможет помочь мне выбрать шляпу, — улыбнулась я.
— Для крестин, должно быть? — спросила Рози.
Я кивнула.
— У меня есть как раз то, что вам нужно.
— Я знала, что так и будет! — обрадовалась Оливия. — Как чудесно видеть ее здесь, правда, Рози?
— Да, я страшно рада.
— Какое у вас замечательное заведение! — восхитился Яго. — Хотелось бы и мне носить шляпы е кудрявыми перьями.
— Для этого вам пришлось бы вернуться на несколько столетий назад, — засмеялась я. — Такие шляпы были бы вам очень к лицу.
— Не сомневаюсь. Обидно, что мы живем в таком скучном веке. Я имею в виду одежду.
— Едва ли все остальное кажется вам скучным, мистер Лэндовер, — предположила Рози. — А теперь я пошлю за шампанским. Приезд мисс Кэролайн нужно отпраздновать. Как долго мы с вами не виделись?
— Порядочно.
— А сейчас вы приехали на крестины. Ливия прелестный ребенок, правда? Крестная мать может ею гордиться.
— Да, это для меня большая радость и большая честь.
— Вполне понятно, что я захотела видеть Кэролайн в роли крестной матери моей крошки, — сказала Оливия.
Принесли шампанское. Рози попросила Яго разлить его по бокалам. Его глаза сверкали от удовольствия, когда он подошел к каждой из нас с бокалом. Ему все это очень нравилось.
Я шепнула ему:
— Не жалеете, что поехали с нами?
— О нет! — ответил он. — Спасибо, что позволили мне сопровождать вас.
— А я не позволяла. Вы поехали незванным.
— Тем не менее я буду присутствовать на крестинах.
Я уже попросил Оливию пригласить меня.
— И она согласилась?
— С радостью.
Рози сама занялась выбором моей шляпы. Меня уса дили перед зеркалом и предлагали примерить одну шляпу за другой. Рози спросила, какое на мне будет
Рози выбрала для меня очаровательную шляпу изумрудно-зеленого цвета, и все решили, что она мне удивительно к лицу. Шляпа была украшена большим страусовым пером, наполовину зеленым, наполовину кремовым,
которое затеняло глаза.
— Идеально! — воскликнул Яго.
— Да, — согласилась Рози. — Вы правы.
Рози хотела подарить мне эту шляпу, но Оливия не позволила. Цена привела меня в ужас. Ясно было, что магазин Рози мне не по средствам.
Я сказала, тем не менее, что уплачу сама, хотя понимала, что после этого останусь совсем без денег на некоторое время. В конечном счете победу в нашем споре одержала Оливия: она ведь собиралась сделать мне подарок, а эта шляпа была прямо создана для меня.
Перед нашим уходом Рози шепнула мне:
— Я хотела бы поговорить с вами. — Да? О чем же?
— Есть о чем. Вы не могли бы прийти одна?
— Что-нибудь случилось?
Рози пожала плечами.
— Просто нужно поговорить, — загадочно произнесла она.
Я сказала, что непременно повидаюсь с ней до отъезда в Корнуолл.
Мы вернулись домой. Оливия спросила Яго, не останется ли он на ленч, и Яго с радостью согласился. Два дня спустя состоялись крестины, торжественная и трогательная церемония. Само собой разумеется, тетя Имоджин присутствовала на них и держала себя со мной вполне милостиво, хотя и чуточку отчужденно. Я чувствовала, что на мои плечи ложится новая ответственность — эта малютка была моей крестной дочерью.
Гордость переполняла меня, и я подарила своей крестнице, — что было мне явно не по карману — серебряную мисочку для каши, на которой выгравировали ее инициалы.
Я много времени проводила в детской. Боюсь, мое присутствие было для няни Ломан несколько обременительным, но она терпеливо его переносила, надеясь, видимо, на мой скорый отъезд. Оливию же интерес, который я проявляла к ее девочке, приводил в восторг.
— Меня так радует, что ты полюбила Ливию, — говорила она. — Теперь я спокойна: если со мной что-нибудь случится, будет кому о ней позаботиться.
— Что ты хочешь этим сказать: если что-нибудь с тобой случится?
— Ну, если меня здесь не будет…
— То есть в случае твоей смерти?
— Да.
— Дорогая Оливия, только взгляни на себя: ты здоровая и даже немного полная женщина… у тебя любящий муж и прелестный ребенок… о чем ты говоришь?
— Все это так, я знаю, однако мне пришло в голову…
— Как это на тебя похоже, Оливия — всегда боишься, что хорошее долго не продлится. Я думала, с этим кончено.
— В самом деле, кончено. Более счастливой жизни, чем у меня, не может быть. Я просто подумала… Вот и все. Забудь об этом.