Наследство Лэндоверов
Шрифт:
— Бедняжка. Хорошо хоть, что время от времени у него есть возможность общаться с другими детьми. — Я поняла, что она говорит о Джулиане. — Порой мне кажется, что моему Билли лучше живется, потому что он не является сыном сквайра. — Я сказала, что Билли выглядит очень счастливым. — Большое богатство его в этой жизни не ждет. Но детям оно и ни к чему. Им другое нужно. Любовь… Насчет этого у Билли все в порядке. А вот Джулиан… Бедняжка. — Вдруг выражение ее лица переменилось. — Я это так сказала… Надеюсь, вы не станете рассказывать об этом…
— Разумеется, не стану, — успокоила я ее. — К тому же я с вами согласна.
А про себя я подумала: «Значит, люди жалеют
По своему опыту я знала, что такое недостаток родительской любви. Но у меня была Оливия. А этот мальчишка был совсем один. Отдан на милость своей няньки.
Она была, несомненно, доброй женщиной и исполняла свои обязанности согласно всем строгим правилам. Но после знакомства с Джулианом мне стало ясно, что он истосковался по нежности, которой знал, увы, немного в этой жизни.
До этого я вообще редко задумывалась о детях. Но теперь всерьез разозлилась на Поля и Гвенни. Гвенни была ослеплена своими деньгами, а Поль — своей ненавистью к той сделке, которую заключил из-за этих денег.
Я понимала их обоих. Поль ищет легкого выхода из положения, а Гвенни недовольна тем, что он сожалеет о своей женитьбе на ней. Но я все равно не могла простить им, что они забыли про собственного ребенка.
Джулиан бьш их наследником. Ребенком, безусловно, желанным, ибо олицетворял собой продолжение рода Лэндоверов. Но им не приходило в голову, что это ненормально, когда ребенок общается только с прислугой, которой платят деньги за то, чтобы она о нем заботилась.
Я очень привязалась к Джулиану. Мы стали часто видеться, и я все больше замечала, как он ждет этих встреч.
Я подозревала, что вскоре это начнет уже бросаться в глаза. Интересно, какой вывод из этого будет сделан соглядатаями?..
А тем временем напряженная атмосфера, царившая в этом доме, все никак не рассеивалась. Гвенни из кожи лезла вон в попытках обратить всеобщее внимание на то, что ей удалось сделать с особняком. Поль в свою очередь старался не смотреть на нее, а когда все-таки делал это, глаза его странно темнели. В такие минуты мне вспоми нался разговор с Джеми: «Со временем у него на этой почве расстроились нервы… Сначала несильно, но чем дальше, тем хуже… Пока наконец не прорвало».
Да, я определенно чувствовала опасность. Внутренний голос неустанно предостерегал меня: «Уезжай. Иначе не миновать беды. Неужели ты хочешь иметь к ней какое-то отношение? Тебе следует уехать… пока не поздно».
Но я все не уезжала.
Мы часто виделись с Яго. С ним было весело. Я с удовольствием принимала его непосредственные ухаживания, смеялась его шуткам. Он был неизменно жизнерадостен и ко всему относился беззаботно, чем являл собой полную противоположность Полю. Яго любую ситуацию мог обратить в веселую шутку. Он делал вид, что влюблен в меня. Говорил, что я поступаю по отношению к нему жестоко, отвергая его ухаживания. На что я притворно резко отвечала, что, похоже, он от этого не очень-то страдает.
Порой мы встречались, когда я совершала верховые прогулки. Я была уверена, что эти встречи не были подстроены им, а носили действительно случайный характер. Я знала, что он готов бьш пофлиртовать с любой встретившейся на его пути привлекательной молодой женщиной. В этом бьш весь Яго. И такой он меня вполне устраивал.
Кузина Мэри как-то сказала:
— Да, воистину это ему следовало жениться на дочке Аркрайта. Он воспринял бы это со свойственной ему легкостью, и они жили бы счастливо.
— Очень
— Яго нашелся бы, как отвертеться, я в этом не сомневаюсь.
— Но что говорить об этом сейчас, когда все случилось по-другому?
— А жаль, — грустно проговорила кузина Мэри.
В ту минуту меня охватило любопытство: интересно, подумала ли она обо мне и вообще, многое ли ей известно?
Лично я повзрослела и стала совсем не такой, какой была раньше, когда грезила романтическими героями. Я убеждала себя в том, что теперь вижу в мужчинах лишь то, что в них есть на самом деле. А это отнюдь не способствовало укреплению веры в человечество.
Я думала о матери, ее муже и капитане Кармайкле. Думала о Джереми, который все силы положил на то, чтобы поймать за хвост жар-птицу, а когда ему это удалось, принялся хладнокровно тратить деньги моей сестры на некую Флору Карнеби. Я думала и о Поле, который, в сущности, продал самого себя, а теперь молящими глазами смотрел на меня, уговаривая прожить жизнь вместе с ним втайне от всех.
«Обойдусь без мужчин», — наконец решила я про себя.
Но в этом я была неискренна сама с собой. Я не смела видеться с Полем наедине, ибо сознавала свою слабость, боялась собственных чувств, своей любви к нему. Боялась не устоять, поступиться принципами, независимостью, внутренним ощущением того, что праведно и неправедно. Считая себя в этом отношении слабее, чем была на самом деле, я твердо решила, что обязана быть решительной.
Поэтому я виделась с ним только на людях и поощряла шутливый флирт со стороны Яго, которому удавалось смешить меня и поднимать мне настроение.
Прошло Рождество. Гвенни настояла на том, чтобы мы в числе прочих гостей провели рождественский вечер в Лэндовере.
Она ни на йоту не отошла от древних корнуолльских традиций празднования Рождества. Над дверями был сделан узор из так называемых рождественских веток. Я никогда не видела этого прежде. Узор представлял собой два деревянных обруча, соединенных под прямым углом и украшенных ветками ели. Его еще называли «поцелуйными ветками», так как, по обычаю, мужчина, которому удавалось поймать под ними девушку, имел право поцеловать ее. По всему дому была развешана омела [14] . Торжественно внесли большую ель. Исполнители рождественских гимнов пришли в середине дня, когда гости уже начали собираться. Не всегда попадая в такт, мы спели вместе с ними знакомые нам гимны: «Первый Новелл», «Семь радостей Марии», «Падуб и плющ». Пение эхом разносилось по всему дому, взлетая под древние стропила потолков. «Родился царь Иудейский…» В это время среди гостей разливали пунш. «Возвеселитесь, люди…»
14
В Англии традиционное рождественское украшение в домах.
Гвенни вся сияла от радости. — Ты только представь, — возбужденно говорила она мне, — несколько веков назад все было точно так же! Я не жалею о тех средствах, с помощью которых мы не дали этому дому превратиться в груду развалин. Нет, не жалко ни одного пенни!
Яго, стоявший рядом, подмигнул мне и проговорил:
— Ты только представь себе всю эту груду пенни!
Я заметила, как после этих слов сжались тубы у Поля, и мне снова вспомнился разговор с Джеми.
Огромный стол в холле ломился под тяжестью блюд из говядины и баранины, гусей и пирогов всевозможных видов.