Наследство последнего императора
Шрифт:
– Все никак не может прийти в себя после дороги, – шепотом объяснил Николай.
– Да, дорога – для сильных и терпеливых, – согласился Яковлев. – Должен заметить, что вы, Николай Александрович, ваша супруга и дочь сполна обладаете обоими качествами. А как ваше самочувствие государыни? Удалось хоть немного отдохнуть?
– О, спасибо за заботливость вашу! – снова улыбнулась Александра.
– Мы от всего сердца и со всей искренностью благодарим вас, Василий Васильевич, и вас, Глафира Васильевна, голубушка… – заговорил Николай, – за ваши хлопоты и за все, что вы для нас делаете. Но позвольте сразу спросить, что с нашим маршрутом следования? Помнится, что железная дорога из Тюмени в Екатеринбург имеет общее генеральное направление норд-норд-вест, но никак не зюйд, что наблюдается в текущий момент. Может быть, на этом участке какой-то особенный объезд? Хотя характер и условия местности вроде бы не предполагают такового… не помню, хотя в свое время покойный отец заставил меня наизусть знать все российские железные дороги.
– Вы совершенно правы, ваше величество, – подтвердил Яковлев. – Никакого объезда или разъезда нет. Мы действительно движемся на юг. Я вынужден коренным образом изменить наш маршрут. Мы движемся в Омск, а не в Екатеринбург.
– Омск? – удивился Николай.
– Омск! – испуганно отозвалась Александра. Они переглянулись. Она положила носок на столик и освободилась от пенсне. – Омск… – вздрогнула она.
– Что же вас заставило? Вы можете сказать? – спросил Николай.
– Извольте, – сказал Яковлев. – Но при одном условии. Особенно я адресую это условие вам, Александра Федоровна.
– Что ше? – спросила Александра. – Надеюсь…
– Прошу мои слова воспринять с полным спокойствием и абсолютным доверием – насколько это возможно.
– Разве я дал вам повод сомневаться в нашем исключительном доверии к вам лично и к Глафире Васильевне? – в голосе Николая прозвучала обида.
– Не давали, – успокоил его комиссар. – Но для начала прошу вас иметь в виду и осознать еще раз: самое тяжелое – позади. Мы на прямой дороге к цели и, возможно, к свободе, хотя и не столь скорой, как хотелось бы.
– Я вас попрошу, пожалюста, мне и нам сказать, какая же все-таки есть наш конечный… наша цель? – умоляюще посмотрела Александра на Новосильцеву. – Мы, – можем обои с вами заключить женский Komplott, свой женский заговор?
– Безусловно, ваше величество! Это наше с вами святое женское право! – улыбнулась Новосильцева.
– Произошло нечто неожиданное и, не буду скрывать, не очень приятное, – заговорил Яковлев. – Местная власть отказывается выполнить решение верховной. Уралсовет пытается воспрепятствовать моей миссии.
Николай и Александра переглянулись.
– Это бунт? – спросил Николай.
– Мятеж? – вздрогнула сказала Александра.
– Нет, конечно! – возразил Яковлев.
– А как же тогда можно обозначить такое неподчинение? – удивился Николай.
– Недоразумение! И только, – пояснил Яковлев. – Оно очень скоро разрешится. Здешние товарищи, ретивые не по уму, пытались ставить нам палки в колеса еще в Тобольске.
– Мы это поняли еще в дороге, – подтвердил Николай. – И теперь?
– Поэтому Москва утвердила нам теперь другой маршрут – на Омск, откуда мы будем пробиваться в центр.
– Ах, вот как! – успокоился Николай. – Москва утвердила!
Комиссар рассказал о своей телеграмме в Екатеринбург, в которой сообщил тамошним властям, что направляется к ним. Но, отъехав от Тюмени на 20–30 верст, комиссар приказал сменить направление. Поезд на полном ходу, погасив огни, пошел обратно и проскочил Тюмень, не снижая скорости, как и было условлено с начальником станции.
– Так что уже скоро будем в Омске, – пообещал Яковлев. – А пока все идет хорошо.
Но Александра неожиданно разволновалась.
– Василий Василич! – заговорила она. – Я очень боюсь, очень боюсь!..
– Чего же, ваше величество? – спросил Яковлев.
– Дети… наши дети там!.. Ведь теперь они стали заложники! Что с ними будет?! – она выронила носок.
Яковлев и Новосильцева переглянулись. Это обстоятельство им в голову не приходило.
– Не волнуйтесь, ваше величество! – успокоил ее комиссар. – Пока мы вместе с вами и пока на нашей с вами стороне центральная власть, которая, повторяю, полностью одобряет мои действия, с ними ничего плохого произойти не может! Никак не может! Ни при каких обстоятельствах!
Но эти слова до Александры уже не дошли. Она схватилась за грудь, безуспешно пытаясь вдохнуть, глаза ее закатились, на лбу у нее выступил крупный холодный пот, губы посинели.
– Господи помилуй! – вскричал Николай, подхватывая жену за талию. – Доктор Боткин! Где он? Евгений Сергеевич!..
Проснулась Мария. Ни о чем не спрашивая, она сразу метнулась в коридор и столкнулась с доктором. В руках он держал свой саквояж.
– Евгений Сергеевич! – только и сказала Мария.
– Приступ? Следовало ожидать, – кивнул Боткин. – Надо было мне прийти раньше.
Она посторонилась, пропуская доктора в купе.
Боткин положил саквояж на диван и сказал:
– Прошу оставить меня наедине с государыней.
Яковлев и Новосильцева вернулись в штабной вагон. Тут уже были Зенцов-младший, Гузаков и Чудинов. У окна матрос Гончарюк тщательно чистил и смазывал свой маузер. До Омска оставалось около полутора часов.
– Полагаю, – сказала Новосильцева, – нужно провести разведку. Поезд остановить и проехать к Омску на паровозе.
Через час состав остановился в чистом поле. Паровоз отцепили, и Яковлев двинулся на нем дальше. С ним был только Чудинов. Командование Яковлев передал Гузакову.
Гузаков поставил боевое охранение, после чего предложид пассажирам выйти на прогулку. Вышла только Мария.
Она легко соскочила с площадки вагона на землю.
Несколько минут слушала тишину, которая обрушилась на нее, словно беззвучная лавина. Потом различила пение жаворонка. Попыталась разглядеть его в ослепительно синем небе, но не нашла – заслезились глаза. Девушка неторопливо собрала букетик полевых цветов и вернулась к матери.
Александре стало немного лучше. Доктор ввел ей внутривенно полшприца физраствора, которым предварительно вымыл пузырек из-под морфина. Приступ миновал, и Александра задремала.