Наследство последнего императора
Шрифт:
– С прессой, – сказал Немцов, – надо себя вести как с маньяком и серийным убийцей. Тот обычно спрашивает жертву: «Жить хочешь? Боишься меня?» – «Конечно, боюсь. Конечно, хочу жить», – отвечает жертва и тем немедленно приговаривает себя к смерти, потому что она сказала то, что всегда хочет услышать маньяк. Ему-то именно страх жертвы доставляет наслаждение. Но если он слышит: «Нет, не боюсь. И жить не хочу – надоело!», так маньяк тут же теряется. Задуманное теряет для него смысл, и он не знает, что делать дальше. У жертвы появляется шанс».
Петрова соединили немедленно.
– Ну, привет, Паша! – сипловато сказал Немцов. Перейдя на работу в Кремль, он быстро усвоил хамскую привычку говорить «ты» всем, кто ниже должностью. – Давай по-быстрому! Времени нет, государство требует. Мне к Деду [130] надо, что-то он там икру мечет.
– Борис Ефимович, надо поговорить, – попросил Петров. – Возникли чрезвычайно важные обстоятельства.
– Ну, шустро! – приказал Немцов.
– Я не могу по телефону.
130
Президент Ельцин.
– А чего так? – поинтересовался вице-премьер. – Все могут по телефону, один ты таки не можешь.
– Объясню при встрече, – заявил Павел Николаевич, вложив во фразу всю свою решительность. – Очень важно!
Немцов задумался.
– М-да… Что ж с тобой делать? Ладно! – согласился вице-премьер. – Только завтра. Можешь до завтра подождать?
– Могу, – ответил Петров. – В котором часу?
– Так… Давай, подгребай ко мне утречком. Часов в восемь.
– Хорошо. Спасибо.
– Ой, нет, стой! – воскликнул Немцов. – Ничего не выйдет в восемь. Так… Приходи в шесть часов тридцать минут. Утра. Все! Будь…
– Борис Ефимович! Не кладите трубку! Я не понял, – поспешно перебил его Петров. – Вы сказали в шесть тридцать дня? Вечера, то есть? Правильно?
– Нет, неправильно! – отрезал Немцов. – В шесть тридцать утра – утречком! – и отключился.
Павел Николаевич положил трубку и покрутил головой. Ну, артист! В половине седьмого. Не спит он вообще по ночам, что ли?
Он набрал номер междугородней и попросил Лондон, назвав домашний телефон Питера Холла.
– Hi! – послышался в трубке высокий, чуть дребезжащий голос. Это был Питер. Те, кто звонил ему в первый раз, неизменно думали, что трубку взяла женщина и просили позвать к телефону ее мужа. – It's Pol [131] ?
131
Привет. Это Пол?
– Yes, I'm. You have found out me. I shall not be rich [132] , – с легким огорчением пошутил Петров.
– Что-нибудь случилось? Пожар? Наводнение? Землетрясение? Зюганова выбрали президентом?
– Хуже, – ответил Петров.
– А что может быть хуже президента Зюганова?
– Только президент Зюганов, – согласился Петров. – Слушай внимательно. Есть замечательная идея. Окончательное решение вопроса!
– Это как у мистера Гиммлера? – хохотнул Холл. Из телефонной трубки была слышна музыка: компьютерным пружинным голосом гнусаво скрипела Аманда Ли. Потом какая-то бабенка взвизгнула два раза – натуральная. Нет, похоже, их там две.
132
Да. Ты меня узнал. Я никогда не разбогатею (англ.).
– У нас еще круче! У нас будет окончательный диагноз! Мы с тобой поставим его через пару недель. И ни одна морда, ни одна Куликовская-Романова не посмеет возразить. И папа римский тоже.
– Ну, римскому, положим, все равно. А вот ваш папа православный… этот… «Старый папаша…»
– Патриарх, – подсказал Петров.
– Да. Он нам еще нагадит!.. Откуда вы его такого выкопали? Тоже из Поросенкова Лога?
– Нет, – ответил Петров. – Из Эстонии.
– А это что за деревня? – поинтересовался Питер. – В какой губернии? Я что-то не слышал.
– Эстония, Питер, – мягко сказал Петров, – это такая сильная мировая сверхдержава, которая может плевать в лицо России по десять раз в день и ничего ей за это не будет. Значит, принимается?
Холл что-то пробормотал в трубку. «Пьян уже, что ли?» – с досадой подумал Петров. Сам он никогда в жизни не пробовал вкуса спиртного и пьющие вызывали у него состояние тоски пополам с брезгливостью.
– Не понял! – крикнул он в трубку. – Повтори!
Холл откашлялся.
– Хочу сказать, – сообщил он ясным и нисколько не пьяным голосом, – что мне все это надоело. Мы сделали свою работу, получили свои деньги. Заплатили налоги. Что еще?
– Но ведь наше правительство никак не решается сказать внятно: «Все решено! Это семья царя!»
– Знаешь, Пол, – заявил Холл. – Это проблемы твоего правительства. Пусть наймет хорошего адвоката.
Петров почувствовал, как в нем закипает раздражение.
– Оно не будет искать адвокатов. Вся надежда на нас.
Холл, похоже, стал терять терпение.
– Слушай, Пол, – сказал он недовольно. – Я здесь не один, понимаешь? Позвони завтра – сможешь? Или лучше через неделю.
– Пит! – обиделся Петров. – Я понимаю, старик, к тебе гости дамы приходят не часто. Но и я не могу ждать неделю. И ты тоже. Мы не можем ждать еще неделю. Надо поторопиться. Дорог каждый день. Нам нужен только один анализ. Всего один. Окончательный!
Холл захохотал. Потом послышалось звяканье стакана, звуки крупных глотков. «Ну, скотина! Что он там пьет?» – подумал Павел Николаевич.
– Так ты говоришь, окончательный? – благодушно спросил Холл. – Десятый? Или двенадцатый окончательный?
– Окончательно окончательный! – нажимом произнес Павел Николаевич. – Это почти то же самое, что у тебя будет с твоей подружкой через час. Или когда там…
Пит хихикнул.
– Я всегда подозревал, что ты экстрасенс. Но я бесплатно не работаю. Даже на русских экстрасенсов. Вернее, как раз на русских экстрасенсов я бесплатно не работаю.
– Не волнуйся, – успокоил его Павел Николаевич. – Ефимыч заплатит. Я завтра с ним встречаюсь.
– Кто такой Эффымыч? Кто платит?
– Боря. Клиент надежный, – заверил коллегу Петров. – Наш работодатель.
– Йелтцын? – догадался Холл.
– Другой Боря, – уточнил Павел Николаевич. – Да ты его знаешь. Немцов. Тоже Боря.
– А, этот… Его в ваших газетах называют Пуделем.
– Он, он! Завтра иду к нему.
– Теперь он наш босс? Почему?
– Так лучше. Я только что с ним говорил. Сделаем все хорошо – получим премиальные. И, кроме того, надо отправить материал в Канаду, округ Торонто, для мадам Куликовской-Романовой. Раз уж ей так хочется, пусть она тоже сделает анализ или кто там у нее по этой части… Подробности потом, при встрече. Самое большее, через неделю. Поэтому я не могу позвонить тебе через неделю, потому что надо уже работать.