Наследство последнего императора
Шрифт:
Однако вечер, так прекрасно начавшийся, неожиданно оказался испорчен и изгажен.
Только Биттнер ушла, как через несколько минут в коридоре послышался грохот сапог. Резко отворилась дверь, и в классную комнату вошли четверо. Один, выступавший впереди, – весь в коже: куртка, кепка, сапоги и даже брюки. На ремне справа болтался неизменный желтый ящик маузера – повсеместная мода на это пистолет докатилась к середине 1918 года и до Сибири. Понятно: чека. Сопровождали чекиста вооруженный матрос и двое солдат из отряда Кобылинского.
– Этта Романоф? – спросил он с каким-то странным акцентом. – И кто тут есть за старого… за старший?
Ольга с достоинством выпрямилась.
– Можете обращаться ко мне, гражданин – не имею чести знать вашего имени и отчества. Если вам нужны дети из семьи Романовых, то они перед вами. Вы пришли по адресу, – холодно ответила она. – Если нужны родители, вы опоздали: родители в отъезде. Но если вы к тому же не знаете, что прежде чем войти в комнату, надо постучать в дверь, представиться и испросить разрешения, то я вам об этом напоминаю. Кстати, добрый вам вечер!
Кожаный не отвечая прошел в комнату и сел за стол. Взял двумя пальцами за переплет книгу, раскрыл на весу, посмотрел на шелестящие страницы, бросил книжку на стол, снова открыл ее и прочитал:
– Нэ А Ньекразоф… Этта кто есть? Дворян? Русски дворян? – спросил он.
– А вы кто есть? – звонко спросил Алексей. – Крестьян? Немецки крестьян или крестоносец? – дерзко уточнил он.
– А ты замолчать должен! – неожиданно крикнул кожаный. – Ты что себе позволять?
– Нет! – смело выступила вперед Анастасия. – Это что вы себе позволять? Как вы посмели войти в охраняемый дом? Кто вас пустил? Охрана! – закричала она. – На помощь!
Ее крик произвел неожиданное воздействие на кожаного. Он поспешно встал и густо покраснел. А солдаты Кобылинского щелкнули затворами винтовок и направили их на кожаного.
Распахнулась дверь, стремительно вошел полковник Кобылинский.
– Я же вас предупреждал! – крикнул он уже с порога. – Я же вас просил, гражданин Родионов, без меня или моего сопровождающего по дому не ходить!
Но кожаный уже пришел в себя. Хорошо было видно, как он наливался злобой.
– Ты мне предупреждал? – прищурив глаза, презрительно спросил он у Кобылинского. – Я есть уполномоченный Тобольского и Уральского советов и коллегии вэчека! А ты мне предупреждать?! А если я тебе дам приказ? А ты не сделаешь? – он положил руку на маузер. – Что будет? Я скажу тебе, что будет: я буду тебя расстреливать! По закону революции.
– Пройдите в коридор, – приказал полковник своим солдатам, и когда закрылась дверь, продолжил.
– Гражданин Родионов, – сквозь зубы проговорил Кобылинский. – Посмотрите на себя в зеркало. На кого вы похожи? И уберите руку с вашей пушки, иначе, даю слово, вы покинете дом в карете скорой врачебной помощи. Ваши приказы и полномочия адресуйте кому-нибудь другому. Я подчиняюсь напрямую только Совнаркому, лично гражданину Ульянову-Ленину или его личному комиссару Яковлеву!
Родионов прищурил один глаз, другим оглядел безоружного Кобылинского.
– И геде твой комисса-а-ра? – спросил он. – И геде твой Совнарко-ома?
Внезапно, шагнув вплотную к Кобылинскому, он выхватил маузер и рукояткой пистолета ударил Кобылинского в лоб. Полковник пошатнулся, кровь хлынула со лба ручьем, заливая ему глаза.
– Ну-у? – спросил Родионов. – Ты увсе меня по-онял? Или не увсе?
Он снова занес руку с маузером, но тут истошно заревела Анастасия. Послышался топот сапог в коридоре, однако, прежде чем отворилась дверь, через всю комнату со свистом пролетел какой-то снаряд, врезался Родионову в висок, сшиб ему кожаную кепку и залил чем-то черным ему правую половину лица и правый глаз. Родионов покачнулся, выронил маузер, с грохотом упавший на пол, схватился обеими руками за лицо. Черная жидкость просочилась у него между пальцами. Он замер на месте: чернильница, пущенная рукой Алексея, слегка контузила Родионова. Пока тот приходил в себя и осознавал, что черная жидкость – вовсе не кровь его, в комнату вбежали солдаты охраны, среди которых были унтер Воскобойников и сопредседатели солдаткома Матвеев и Дзеньковский. Кобылинский наклонился, поднял с пола маузер Родионова, сунул ему в деревянную кобуру и застегнул ее. Тот все еще пребывал в столбняке, закрывая лицо руками.
Кобылинский приложил ко лбу носовой платок и приказал солдатам:
– Отставить тревогу! Все в порядке. Тут недоразумение… Проводите гостей к выходу! И без меня больше никого по дому не пускать.
Когда все ушли, Анастасия бросилась в Алексею, обняла его за шею и торжествующе закричала:
– Вот он, наш Давид! Одним ударом сшиб Голиафа! Одним ударом! Вот это был удар!
– Действительно, Давид, – бледными губами попыталась улыбнуться Татьяна.
И даже Ольга, порозовев от волнения так, что стал видел нежный персиковый пушок на ее круглых щеках, улыбнулась брату. Но тут же озабоченно произнесла:
– Надо полагать, инцидент так не кончится. Этот… уполномоченный придет еще раз.
– Пусть только сунется! – воскликнул Алексей. – У меня еще папина чернильница есть!
Сестры грохнули от хохота.
– А у меня, – давилась смехом Анастасия, – у меня мамина чернильница есть… И еще своя собственная!
– А у я Жилика возьму! – добавила Татьяна.
– Хорошо, – сказала Ольга, – будем считать, что новое оружие испытано. Но чем ответит враг?
– Но враг бежит, бежит, бежит! – запела Анастасия и сделала пируэт.
– Они вернутся, – боязливо передернула плечами Татьяна.
– У нас целый отряд охраны! – возразил Алексей. – Солдат ведь нам правительство дало – новое правительство, специально, чтобы от таких мерзавцев нас и охранять!
– Ты разве не видишь, как оно охраняет? – не согласилась Татьяна. – Этот гад ударил Кобылинского. И что? Где охрана? Если бы не твоя бомба, неизвестно, чем бы кончилось.
– А Яковлев говорил, что теперь мы под защитой большевиков, что сам Ленин нас охраняет! – вставила Анастасия.
Татьяна скептически усмехнулась:
– Где твой Ленин, а где мы!.. Это же разбойники. Пока твой Ленин проснется, они нас на кусочки изрубят!
– Он такой же мой, как и твой, – обиделась Анастасия. – Я же не сама придумала, что красный комиссар Яковлев сказал!..
– Комиссар, комиссар, – передразнила Татьяна. – Что с того, что он комиссар! Этот гунявый – тоже комиссар, жидовская морда!
– Он не жид, – заметила Ольга. – И незачем все на жидов сваливать. Это не умно и дурной тон.