Наследство последнего императора
Шрифт:
И тут выдержка изменила Николаю. Гримаса отвращения и брезгливости одновременно промелькнула на его лице. Он разжал пальцы, жестянка выскользнула и шлепнулась в лужу. Клещев в ту же секунду, мгновенно выхватил ее из воды, вытер рукавом и, снова, воровато оглянувшись, подал Николаю.
– Вот, извольте, Ваше Величество.
Николай взял жестянку двумя пальцами.
– Что здесь?
– А вы откройте, – посоветовал Клещев.
Николай с усилием открыл плотно сидящую крышку и глазам своим не поверил: коробка была забита превосходными папиросами «Зефир». Он осторожно взял одну, понюхал. Да, «Зефир», еще дореволюционный, но по-прежнему хранящий свой удивительный аромат, такой аппетитный, что у Николая даже слюнки потекли.
Он вспомнил, как позавчера другой солдат рвал здесь в саду лопух, и поинтересовался:
– Зачем тебе лист, братец?
– А для табаку! – ответил тот.
– Как же это?
– Нарублю, высушу и курить буду, – весело ответил солдат. – Нешто вам тоже нарезать?
– Нет, спасибо, голубчик, – ответил Николай, а сам подумал: «Надо бы попробовать, а то совсем спасу нет». И вот – настоящий табак, да еще какой!
Николай пошарил по карманам.
– Куда же я их дел? – пробормотал он.
– Вот у меня есть, извольте принять, Ваше Величество, – сказал Клещев и подал коробку настоящих шведских спичек.
Все еще не веря своему счастью, Николай прикурил дрожащими руками, сделал несколько глубоких затяжек и блаженно выпустил дым.
Клещев и Алексей, глядя на него, улыбались.
– Так все-таки, – снова спросил Николай, – скажи правду, кто прислал папиросы?
Клещев с удивлением посмотрел на него.
– Я же сказал, Ваше Величество: комендант прислал. Сегодня утром.
Отец и сын снова переглянулись. Алексей фыркнул и покачал головой.
– Спасибо, голубчик, – растрогался Николая. – Большое тебе спасибо за папиросы. Я никому не скажу, что от тебя. И сын не скажет.
– От Авдеева, – повторил солдат.
– Понимаю! Понимаю! Конспирация, – закивал Николай. – Вот этому твоему «Авдееву» и передай мою глубокую благодарность… – он еще раз затянулся, хотел было, по давней привычке, выбросить выкуренную до половины папиросу, но спохватился, аккуратно загасил окурок, открыл коробку и бережно положил его туда. Щелкнув крышкой, спросил:
– Ну а что в мире делается? Как на фронте? Как война? Куда ведут войска? Кто наступает?
Солдат посмотрел на него, как на сумасшедшего.
– Эх, Ваше Величество, – огорченно вздохнул Клещев. – Да ведь настоящего-то фронта уже почитайте с полгода нет. А война-то все равно идет. Русские с русскими дерутся – вот ужас. И до нас очень скоро докатится.
Тут до Николая дошло, что он от радости сказал глупость. Он тоже вздохнул и грустно покачал головой.
– Боже мой, Боже мой!.. Русские – русских…
– Так я могу идти, Ваше Величество? – спросил Клещев.
– Иди, братец, спасибо тебе, – Николай крепко пожал ему руку. – Мы тоже пойдем. Приходи, если будет минутка, я рад с тобой поговорить. Это такая удача – поговорить с хорошим человеком.
Он отнес Алексея в комнату, уложил в постель и укрыл одеялом. Посидел немного рядом и, увидев, что сын, сморенный после прогулки, засыпает, потянулся за томом Чехова.
Почти неслышно ступая, вошел доктор Деревенько.
– Ваше Величество! – шепотом сказал доктор. – У меня есть сообщить вам кое-что неожиданное.
– Сейчас, Владимир Николаевич, – прошептал Николай. – Сей момент!
Он поправил одеяло у шеи сына, подоткнул со всех сторон и вышел с доктором в комнату дочерей. Ольга и Татьяна читали, Мария вязала крючком, Анастасия спала, легонько похрапывая во сне – словно котенок мурлыкал.
– Я только что имел несколько… странный разговор с комендантом Авдеевым, – вполголоса сообщил доктор.
– Опять Авдеев? – брезгливо произнес Николай.
– Авдеев, – повторил Деревенько. – Мне самому странно.
– Хм… И что этот поганец еще придумал?
– Мне самому удивительно. Я до сих пор не верю.
– Полагаю, он теперь хочет не только обедать с нами, но и ужинать? И просит разрешения? – с сарказмом спросил Николай.
Деревенько крякнул и отрицательно покачал головой.
– Насчет ужина он ничего не сказал. А насчет обеда… Спрашивает, не станете ли вы возражать, если к нашему столу будут доставлять продукты из монастыря? Точнее, с монастырской фермы.
– Что-о-о? Из какого монастыря? Ничего не понимаю! – уставился на него Николай.
– Тут в округе есть только один монастырь, у которого имеется хозяйство, – Новотихвинский женский. Настоятельница – мать Августина.
– Вы это серьезно? – не поверил Николай.
– Вполне.
– Но почему вдруг? – недоуменно спросил Николай. – Не поверю. Тут какая-то ловушка. После всего, что он тут творит? Нет, – покачал головой Николай. – Тут какая-то провокация или гадость – не иначе. Отравить, наверное, нас хочет. Хотя проще это сделать и без басни о монастыре…
– Мне показалось, Ваше Величество, – сказал осторожно Деревенько, – он был вполне искренен. И очень смущен, как человек, испытавший основательное душевное потрясение. Можно предположить, отчего испытавший.
– Хм… Неужели на него подействовало? – недоверчиво произнес Николай. – Неужели у этого поганца есть душа?
Деревенько улыбался с легким скепсисом.
– Я, как материалист… – начал он.
– Понимаю вас, Владимир Николаевич… – неожиданно перебил его Николай. – И во сколько нам это питание может обойтись? Впрочем, глупый вопрос – все равно средств нет. И все же – какая причина?..
– Он не объяснял. Но мне кажется, я понял, какая. Как и вы, наверное, поняли. Что же касается денег, то Авдеев два раза специально подчеркнул: продукты монастырские, поэтому монашки с вас, как с бывшего… простите! – как с императора, а также с вашей с семьи и вашего окружения ничего не возьмут. Он уже якобы с ними предварительно договорился. Я, правда, на всякий случай все-таки предложил свои, но Авдеев отказался категорически. И знаете, что он заявил?