Наследство последнего императора
Шрифт:
Монахиня как-то странно посмотрела на сестру Георгию и ничего не ответила. В самом деле, не будет же настоятельница объяснять посыльной, зачем ей понадобилась странница.
– Как тебе здесь? – поинтересовалась монахиня. – Как устроилась?
– Слава Господу нашему, все хорошо, сестра…
– Варвара, – подсказала монахиня.
– Все хорошо, сестра Варвара. Сейчас иду.
Однако монахиня не уходила и продолжала с любопытством оглядывала келью, словно была в ней впервые.
– Чем-то странным у тебя пахнет, – отметила она, потянув воздух носом. – Словно швейная машинка. У тебя что здесь – «зингер»?
Георгия улыбнулась:
– Шутить изволишь, сестра! Откуда у меня может быть «зингер»? Свечи вот неизвестно из чего делают – вот они и пахнут, мягко выражаясь… Иди, сестра, я сейчас.
Монахиня Варвара еще принюхалась и сказала с сожалением:
– Конечно же, где теперь взять восковых свечей? Был у монастыря свой свечной завод – единственный на всю губернию. «Товарищи» завод отобрали, мастеров выгнали – те едва ноги унесли. И все. Стоит завод. Но нельзя же к алтарю приносить сальные свечки. Вот нынче сестры Мария и Антонина ходили к императору, носили продукты, на обратном пути на рынке купили пять венчальных свеч. А что делать?
– Иди, сестра, – повторила Георгия как можно мягче. – Я сейчас.
Она не могла идти, не спрятав пистолет. Кроме того, почувствовала приближение приступа рвоты.
Беременность Новосильцевой протекала трудно, сопровождаясь тяжелой интоксикацией. Есть она могла только кислую капусту или соленые огурцы, но в трапезной монастыря приходится, чтобы не привлекать внимания со стороны и не вызвать подозрений, давиться картошкой с жареным луком на постном масле.
В монастыре она находилась уже неделю, настоятельница, после разговора с Яковлевым, дала ей отдельную келью и не требовала соблюдать устав. Яковлев вместе с матросом Гончарюком нашел убежище у богатого крестьянина в предместье, где Гончарюк находился под видом механика, которого хозяин выписал из города, чтобы тот починил лобогрейку, а Яковлев получил кров как странствующий черный монах.
После прощания с отрядом они решили уходить втроем на Восток, пробиваясь в Харбин и дальше через Америку в Европу. Но прежде Яковлев все-таки решил сделать еще одну попытку освободить Романовых.
– А потом куда мы с таким довеском? – не согласился Гончарюк. – Больная женщина, больной не ходячий мальчик, три девушки и совершенно бестолковый мужик! Мы с ними и десяти верст от города отойти не сумеем! И еще прислугу наверняка придется таскать с собой. Доктора уж точно!
– Павел Митрофанович! – сказал Яковлев. – Ты, безусловно, прав. Но, как гласит мудрая пословица – была шея, хомут найдется. Вытащим их, а там и спрятать и, главное, использовать их сумеем. В данном случае нам просто понадобится принять несколько дополнительных мер. Действительно, пешком мы далеко не уйдем, значит, нужен автомобиль, причем, грузовой. Нужен водитель, но тут, правда, легче: я могу повести автомашину. Нужен запас горючего верст на триста. Тоже выполнимо. Но самое главное, нужны еще люди – пять или шесть стволов, не меньше. Желательны два ручных пулемета. К счастью, это самое главное у нас уже есть.
Распуская отряд, Яковлев оставил себе целый арсенал, часть которого хранилась в риге здесь же. Своего командира отказались покинуть Чудинов, Гузаков и еще шестеро надежных и опытных бойцов. Сейчас они ждали в деревне Коптяки – в девяти верстах к северу от Екатеринбурга.
Оставалась самая трудная задача – проникнуть в дом Ипатьева и благополучно выйти из него вместе с пленниками. И тут Яковлеву повезло: он вошел в контакт с Авдеевым после того, как комендант совершенно неожиданно сделал арестованным послабление. Комендант сначала послал в монастырь для переговоров с настоятельницей доктора Деревенько, потом под покровом ночи явился сам в монастырь и предложил матери Августине помогать семье.
Когда же Яковлев решил, что настало время встретиться с Авдеевым, выяснилось, что комендант Дома особого назначения прекрасно знает, кто такой Константин Мячин и никогда не мог подумать, что Яковлев и Мячин – одно и то же лицо. После осторожного и долгого прощупывания друг друга Авдеев согласился помочь побегу. Но потребовал гарантии безопасности как перед красными – и их обещал ему комиссар Яковлев, личный агент Ленина и Свердлова, так и перед белыми – и эти гарантии ему дал царский офицер и сотрудник разведуправления генштаба Стоянович.
– На случай прихода белых лучшая гарантия – Романовы, – добавил Яковлев. Надежнее быть не может. Что же касается красных, то здесь главная роль принадлежит доктору Деревенько. Он должен создать о тебе в чека самое хорошее мнение. Тут все зависит от тебя. Только вот что учти: насколько мне известно, террор по отношению к Романовым не понравился некоторым высокопоставленным постояльцам Американской гостиницы [160] . И хорошо, что ты вовремя его прекратил, иначе очень скоро «прекратили» бы тебя. Сейчас самая лучшая тактика – поблажка в отношении питания, но ужесточение режима в остальном: сократить прогулки, строгое соблюдение распорядка, может быть парочка, внезапных обысков… И одновременно показательные репрессалии для одного-двух караульных, которые обкрадывали Романовых. Сейчас т должен создать о себе мнение одинаковое для обеих сторон: «Зверь, но справедливый зверь».
160
Здесь размещалась ЧК.
– Завтра же, – пообещал Авдеев, – сокращу им прогулки до получаса. Нет, до пятнадцати минут.
– Еще что-нибудь нужно – но не из арсенала маркиза де Сада.
– Нет, совсем запретить им ходить в сад не могу, – отказался Авдеев. – Это уж чересчур. И мальчишка больной – у него ничего больше нет для развлечений. Он с папашей как выходит – так у них разговоры, философия там у них… – с каким-то оттенком зависти сообщил Авдеев.
– Да, я это и имел в виду, – усмехнулся Яковлев. – Но что-нибудь еще надо для демонстрации гуманного зверства.
– Вот! Придумал! – обрадовался Авдеев. – Запретить пользоваться электричеством после девяти вечера. Но свечами пусть пользуются… Или вот еще: предложу Лукоянову, председателю чека, чтоб он запретил свободный поход Деревенько!
– Насчет доктора – хорошая мысль! – одобрил Яковлев. – Очень хорошая. Конечно, полностью чека не запретит его посещения: они тоже хотят его использовать в дальнейшем «в темную». Но сократить – сократят. Да и они сами, наверное, уже опасаются, чтоб не стал доктор агентом белых или… нашим агентом – нашим с тобой.
– А ты. Костя? Что-то я не пойму тебя сейчас! – вдруг спросил Авдеев. – Ты все же за белых или за красных?
Яковлев покачал головой, потом забрал полу ряс, достал из кармана своих военных брюк трубку, в которой оставалось немного табака, но спохватился и сунул ее обратно.
– Еще не хватало, чтобы чернецы табак курили, – хмыкнул Авдеев. – Ну, так скажи мне!..
– Я, Саша, за нас с тобой, – медленно и веско ответил Яковлев. – То есть за красных, но без троцких и голощекиных. Уже сейчас голощекины въезжают на нашем с тобой горбу в их собственный рай. Так что, Саша, друг мой, много еще русской крови прольется… Ты понимаешь меня?