Шрифт:
Фриц Лейбер Наследство
– Какая комната? Эта? – Я опустил на пол свой картонный чемоданчик.
Домовладелец кивнул.
– Мы ничего не трогали с тех пор, как ваш дядя умер.
Комната была большая и темноватая, однако чистая. Я вошёл. Дубовый комод. Буфет. Пустой стол. Ночник с зелёным абажуром. Кресло. Стул. Кровать с металлической сеткой.
– Только бельё постирали, – добавил домовладелец.
– Он умер неожиданно? – спросил я.
– Да. Во сне. Сердечный приступ.
Я слегка кивнул и, под воздействием внезапного импульса, подошёл и открыл дверь буфета. Две полки были забиты
– Ваш дядя любил готовить сам, – сказал домовладелец. – Конечно, вы тоже можете готовить, если захотите.
Я подошёл к окну и посмотрел с высоты третьего этажа на грязную улицу. Мальчишки играли в орлянку. Потом медленно пересчитал этажи напротив. Оборачиваясь, я надеялся, что домовладелец ушёл, но он ещё стоял и смотрел на меня. Белки его глаз были абсолютно бесцветны.
– С вас двадцать пять центов за стирку, – промолвил он.
Я порылся в кармане и вынул четвертак. Теперь у меня оставалось только сорок семь центов.
Домовладелец выписал мне квитанцию, тщательно выводя буквы.
– Ключи от вашей комнаты и входной двери на столе, – сказал он. – На три месяца и две недели комната ваша.
Он вышел, прикрыв за собой дверь. С улицы донёсся шум проезжавшего автомобиля. Я опустился в кресло.
Люди иногда получают в наследство весьма странные вещи.
Я унаследовал немного консервов и оплаченную комнату только лишь потому, что мой дядя Дэвид, которого я никогда в жизни не видел, любил платить за всё вперёд. Суд отнёсся ко мне благосклонно, особенно после того, как я рассказал о своём бедственном положении. Домовладелец отказался вернуть квартирную плату, но его тоже можно понять. Конечно, после долгого путешествия в город автостопом, я был разочарован, узнав, что мне не причитается никакой наличности. Выплата пенсии прекратилась со смертью дяди, а похороны съели остальное. И всё же я был рад, что у меня есть место для ночлега.
Мне сказали, что дядя, должно быть, составил завещание через некоторое время после того, как я родился. Не думаю, что отец или мать знали об этом, иначе они наверняка рассказали бы мне – хотя бы перед смертью. Я почти ничего не слышал о дяде, за исключением того, что он был старшим братом отца.
Ещё я смутно помнил, что он был полицейским. Больше я ничего не мог припомнить. Вы, наверное, знаете, как это случается – семьи распадаются, контакт поддерживают только старшие, ничего не рассказывая молодёжи, и очень скоро все связи рвутся, если не случается чего-либо непредвиденного. Мне кажется, это происходит с тех пор, как появилось человечество. Всё время действуют силы, которые разъединяют людей, разбрасывают в разные стороны и обрекают на одиночество. Сильнее всего вы ощущаете это в большом городе.
Говорят, что закона против неудач не существует. Но он есть, как я обнаружил. После относительно безоблачного детства жизнь становилась все тяжелее и тяжелее. Великая Депрессия. Смерть родителей. Уход друзей. Работа временная и ненадежная. Отсрочки и неудобства правительственной помощи. Я пытался бродяжничать, но обнаружил, что у меня не хватает настойчивости. Даже для того, чтобы стать бродягой, бездельником или мусорщиком, нужны определённые способности. После долгого
Я сидел в старом, потёртом дядином кресле на фоне темнеющего окна, и мне было невыносимо одиноко. За стеной кто-то двигался и разговаривал, но этих людей я никогда не видел и не знал. С улицы доносились неясные звуки. Я слышал отдалённое пыхтение паровоза; где-то совсем рядом жужжала неисправная неоновая трубка. Монотонно тарахтел какой-то двигатель, и мне казалось, что я слышу завывание швейной машинки. Холодные, недружественные звуки только усиливали моё одиночество. Пыльный квадрат окна становился всё темнее, но темнота напоминала скорее чёрный дым, чем обычный вечер.
Мною овладело неясное беспокойство. Но оно не было связано с моим подавленным состоянием. Я попытался разобраться в своих чувствах, и через некоторое время, внезапно, до меня дошло. Всё оказалось очень просто. Я обычно поворачиваюсь набок, когда сижу в кресле, а сейчас я откинулся назад, потому что обивка была сильно продавлена в центре. И это, как я сразу же догадался, произошло оттого, что дядя тоже всегда откидывался назад. Это открытие настроило меня на мрачный лад, но я тут же подавил внезапное желание подняться с кресла. Вместо этого я стал размышлять о том, каким человеком был дядя и как он жил. Я представил, как он ходил по комнате, сидел в кресле, спал в кровати. Иногда, наверное, к нему заходил какой-нибудь приятель из полиции. Как же он жил здесь после того, как ушел в отставку?
На глаза не попадалось ни одной книги. Не было видно и пепельницы, и не ощущалось никакого табачного запаха. Дядя, наверное, был очень одинок в старости, без семьи и знакомых. Теперь его одиночество унаследовал я.
Я поднялся и начал бесцельно ходить по комнате. Мне показалось, что мебель, придвинутая вплотную к стенам, не создавала ощущения уюта, и я выдвинул стол и кресло поближе к середине комнаты. Потом подошел к комоду. На нем лежала фотография в рамке лицевой стороной вниз. Я поднес ее к окну. Да, это был мой дядя, так как на обратной стороне фотографии я разглядел аккуратную надпись: «Дэвид Род, лейтенант полиции. Ушел в отставку 1 июля 1927 года». На фотографии дядя был в форме и фуражке; щеки его казались впалыми, а глаза были более умными и проницательными, чем я ожидал. Он не выглядел очень старым. Я положил фотографию обратно на комод, но затем передумал и поставил ее на буфет. Я все еще чувствовал себя слишком усталым и разбитым, чтобы думать о еде. Я знал, что мне следует лечь и хорошо отдохнуть, но после дня, проведенного в суде, возбуждение не покидало меня. Я ощущал одиночество, но мне не хотелось гулять или быть рядом с людьми.
Поэтому я решил поподробнее исследовать доставшееся мне наследство. Это желание было вполне очевидным, хотя некоторая доля смущения все же удерживала меня. Однако любопытство пересилило, и я принялся за дело. Я не ожидал, что обнаружу чего-либо ценного, мне просто хотелось разузнать побольше о дяде.
Я опять раскрыл дверцы буфета. Консервов и кофе хватит на целый месяц. Мне повезло – я смогу восстановить силы и начать поиски работы. На нижней полке лежали инструменты: отвертка, молоток, куски проволоки и другой хлам.