Насмешник
Шрифт:
Я безнадежно махнул рукой и вернулся к «лендроверу». Вскоре появилась группка людей, явно масаи, молодые воины, раскрашенные охрой; волосы заплетены в косички и выкрашены в красный цвет; медные браслеты и серьги в ушах, ожерелья из бус; в руках копья и палицы; свободно ниспадающие красные одежды открывают раскрашенные бока. Они уставились на меня и машину. Я попытался повторить лаконичный диалог о Тинка и бвана Пиблсе. Они сплюнули (знак вежливого расположения, как мне потом объяснили) и неторопливо зашагали прочь. С важным видом обошли лавчонки, но ничего не купили. Остановились возле моего шофера и пристально уставились на него. Явно испуганный, он вскочил и перебрался подальше, в тень другого дерева. Прошел час. Потом появился мальчишка кикуйю. С чувством облегчения, какого не предполагал в себе, отправляясь к масаи, я встретил это явление в шортах и рубашке европейского покроя. Он знал несколько слов по-английски.
Новый обмен вопросами и ответами. Комиссара здесь нет. Комиссар не приехал. Большая сходка масаи? Не
— Аруша? — спросил я.
— Аруша.
У речной переправы близ границы с Танганьикой нам попалось довольно симпатичное маленькое придорожное кафе. Я велел шоферу остановиться. Не хотелось признавать свое поражение, не сделав еще одной попытки. Хозяин, доброжелательный англичанин, сказал, что он слышал о собрании масаи, но думает, оно состоится позже, через неделю или две. Он знал, где в Тинке можно найти комиссара, и объяснил ее загадку. Тинка — это звукоподражательное слово и употребляется в этих местах для обозначения всякого механического устройства. Насос в колодце — это тинка. Тут немало таких тинка, одна — в лагере районного комиссара, который находится у западных склонов Килиманджаро. Хозяин кафе вышел к моему водителю и подробнейше объяснил, как туда доехать. Водитель угрюмо, но как будто точно повторил хозяину маршрут. Казалось, теперь все уладилось. Я горячо поблагодарил своего спасителя и расстался с ним. Был час дня. Я подкрепился захваченной едой; шофер отказался от угощения то ли из религиозных соображений, то ли просто был не в настроении, не знаю. На пограничном посту мы остановились, чтобы заправиться. Вскоре мы свернули с шоссе на разъезженную проселочную дорогу. Потом пошел дождь.
Судя по ухоженным коровам, мы въехали в европейские владения. Казалось невероятным, чтобы масаи избрали это место для обряда инициации. Мы проезжали многочисленные указатели с названиями ферм и государственных хозяйств, которые мой шофер не мог прочитать, однако он с мрачной уверенностью продолжал гнать сквозь дождь, разбрызгивая дорожную грязь. Наверно, помнит объяснения хозяина кафе, предположил я. Прошло три часа, пока я понял, что он окончательно сбился с дороги. Я сказал: «Аруша»; мы принялись искать место, где можно было бы развернуться в глубокой колее, когда увидели троих аскари в одинаковых комбинезонах. Они шли из лагеря, куда мы направлялись. Они забрались в машину и показывали нам дорогу, пока наконец, за час до темноты, мы не добрались до бвана Пиблса, который ждал нас в десять утра и теперь встретил меня, добродушно посмеиваясь.
Никакого схода масаи, который я ожидал увидеть, не было. Еще не пришло время, хозяин кафе оказался прав. Священный холм, на котором должна будет происходить церемония, отрезан от основных пастбищ племени фермами европейцев, и предстоит устроить коридор для прохода масаи и их стад. Для того-то комиссар и ветеринары прибыли в лагерь. Холм традиционно считается у масаи священным; они твердо стояли на своем праве пользоваться им, несмотря на неудобства, которые это причиняло «пришлым народам», но я пришел к выводу, что обряд инициации — это скорее праздничное мероприятие, нежели религиозное. Воин может не жениться, но он свободно пользуется расположением незамужних девушек племени. Став старше, он женится, его жене обривают голову, чтобы лишить ее привлекательности, и производят некую операцию, которая, как считается, делает ее невосприимчивой к соблазнам любви. Его хуже кормят, зато растет его влияние на собрание племени. Подобного рода превращение, совершающееся по достижении человеком средних лет, и готовилось в этой новой Тинке. Полдюжины предполагаемых кандидатов на зрелость уже прибыли и жили в соседней боме. Меня пригласили посетить этот небольшой огороженный лагерь, где каждая семья размещалась в отдельной хижине и имела собственный проход в колючем частоколе, а принадлежащий ей скот на ночь загонялся внутрь ограды. Коровий помет был основной составляющей строительного материала для хижин.
— Если бы только люди поняли, что масаи — такие же двуногие существа, как все, — сказал районный комиссар. — Европейцы ведут себя по отношению к ним совсем как ненормальные.
— Неужели не все их любят?
— Конечно, нет.
Пока мы разговаривали, в лагерь зашел соседний фермер, бур по происхождению. Видно было, что он не в восторге от того, что масаи должны пройти по его земле. Мистер Пиблс опроверг многие популярные мифы о масаи, например, что они пускают кровь у своего скота и пьют ее. Это делается, сказал он, только при совершении какого-то обряда или чтобы коровы не разбредались во время засухи. Другой такой же миф — что их совершенно не интересует современный мир. Когда он только прибыл в этот район, рассказал
— Не могли бы вы найти человека, чтобы он переводил нам?
— В этом нет необходимости, — сказал воин по-английски. — Я пришел попросить дать мне паспорт, чтобы поехать в Лондон на слет скаутов.
Дождь прекратился. Наступил бледный закат; моему бестолковому шоферу, который отказался и от предложения аскари поесть (наверно, не было аппетита), подробно объяснили обратную дорогу, и на сей раз он умудрился не заблудиться.
Я вернулся к Р. и бригадиру, которые весь день разрешали проблемы с местными рабочими и были совсем без сил.
Они не имели прямой связи с туземной администрацией. Во всех местах, куда мы заглядывали во время нашей поездки, им приходилось улаживать конфликты, которые неизбежно возникают в изолированных общинах.
Британские служащие в Танганьике делятся на три группы, отношения между которыми не слишком гладкие. Более высокое положение занимают те, кто в 1938 и 1939 годах были молодыми людьми призывного возраста. В то время они считали, что смогут принести своей стране больше пользы, если будут находиться подальше от европейской войны, которую они предвидели. Теперь они большей частью служат комиссарами провинций, будучи начальниками тех своих ровесников, которые приехали в Африку после службы, часто отмеченной наградами, в вооруженных силах. Эта вторая группа, которая занимает посты районных комиссаров, имеет обыкновение возмущаться подобной несправедливостью. Более низкое положение занимают молодые люди — продукт батлеровского Акта об образовании [231] . Они боятся, что, прежде чем успеют добраться до высоких постов в колониальной администрации, их займут туземцы. Недовольны они и своим сегодняшним положением? Государство, похоже, не привило новому пополнению среднего класса благоразумия, свойственного их предшественникам. В ранний период существования Британской империи молодые люди, не обладавшие состоянием, не торопились взваливать на себя обузу супружества, пока не достигнут более высокого положения. Болезнь быстро усугубилась. Молодые люди, приезжающие ныне из Англии, происходят из семей, в которых мужчины по традиции женятся рано. К сожалению, их финансовое положение не позволяет иметь жен, детей, автомобили и быть членами престижных клубов. Задача Р. состоит в том, чтобы объяснить, что им не на кого особо обижаться.
231
Ричард Остин Батлер(1902—19821) — британский политический деятель, занимавший важные посты в правительстве во время и после Второй мировой войны. Будучи министром образования, способствовал принятию в 1944 г. революционного Акта об образовании, один из главных пропагандистов организации международного совета по образованию, ставшего впоследствии основой ЮНЕСКО.
3 марта.Мы снова двинулись в путь. Ехать было недалеко, меньше шестидесяти миль до Моши, столицы племени чагга, куда я уже въезжал с другой стороны по пути из Момбасы. Моши расположена на склоне холма, спускающегося к жаркой равнине.
Я надеялся уговорить Р. и бригадира переночевать в немецкой гостинице на другой стороне Килиманджаро, где однажды уже останавливался с таким комфортом, но в самой Моши есть огромный, с иголочки отель, который построил и которым владеет и управляет грек; отель называется «Ливингстон», хотя Ливингстон прошел за двести миль отсюда. Это самый современный на сегодняшний день отель в Танганьике, сплошь бетон, пластик и хромированные панели, который показал свою исключительную пригодность для кинокомпаний, приезжающих снимать «на натуре» драмы из африканской жизни. Вот и сейчас большую часть отеля занимала какая-то съемочная группа, отчего бригадир был в восторге, надеясь увидеть россыпь голливудских старлеток. Однако его ждало разочарование. Героини уже отснялись в своих эпизодах, собрали вещички и уехали, остались лишь главный герой — всемирно известный, и большая, состоявшая исключительно из мужчин, группа операторов и всякого рода «администраторов». Но «Ливингстон» был прекрасно оснащен и имел вышколенную прислугу, как морской лайнер, необъяснимым образом севший на мель.
Собратья туристы, собирающиеся в Восточную Африку, позвольте дать совет: держитесь подальше от отелей, где управляющим британец. Мы не рождены для этой профессии. Дальше на юг дела частенько обстоят лучше, но в Танганьике все недостатки обслуживания, которые раздражают нас на родине, особенно заметны. Если прежде равнодушием и некомпетентностью отличались почтовые работницы, то теперь их место заняли неприветливые молодые женщины, стоящие за конторками в английских провинциальных гостиницах. Многие усталые путешественники, должно быть, задавались вопросом, чем эти несчастные создания занимаются, когда нет клиентов. В Восточной Африке он может это узнать. Да ничем — посиживают себе да болтают с шефом. Мы уже имели сомнительное удовольствие иметь с ними дело, и я ожидал того же и здесь. Но в «Ливингстоне» не было ничего похожего. Тем не менее я с сожалением вспомнил о прохладной веранде в Кибо.