Настасья
Шрифт:
Дина ещё раз злобно стрельнула из своих дул, но перечить не решилась, отстала. Повернулась, толкнула в толстый бок Светку и пошла, раскачивая плотный торс – настоящая корова, которую гонят с пастбища, крепкая, сытая, исходящая молочным духом.
Иван достал из сундука пакет с пряниками, сыпанул в кульки гречки, пшена, отнял у сына муку, сложил все
– Яиц ещё возьми десяток. И молока банку – там, на погребице есть. Да сам отнести, бабка прыснула уж отсель, бежала, как курица со страху. Вот ведь…
Алексашка кивнул, сайгаком скаканул в сени, и был таков.
…
– Иван.. Вот ты мне поперёк все время, а я ради нас стараюсь. Все в дом. Будем раздавать направо – налево, так скоро и сами голодать начнём. Думать надо…
Иван молча смотрел на крепкую спину жены. Она сидела перед зеркалом, пристраивала последнюю бигудину на затылке – в последнее время Дина, срезав свои шикарные локоны напрочь, освоила новую причёску "белокурая овца", и старательно накручивала волосы каждый вечер на бигуди. Откуда взялась эта жадная, не очень умная баба в его жизни? Как она вылупилась такая из кокона, ведь была же лёгкая, светлая бабочка, куда она делась? Улетела, наверное, туда же, куда и все… куда и Татьянка…
– Я в своём дому сам решу, как и что мне думать. Сашку не трожь. Парень добрый, у него душа светлая. Пусть помогает, от нас не убудет.
– Да? Ну-ну…
Дина вдруг резко развернулась, аж подпрыгнула, бигудины дрогнули, но удержались на круглой, белобрысой голове.
– Ты думаешь, я не знаю, почему ты старухе этой помогаешь? Анфиске этой поганой? Да потому, что она родня твоей зазнобе этой, ведьмаке страшной. Как там её? Варька, что ли? Какая-то пятая вода на киселе, троюродная тётка, вроде. Как её не убили? А надо бы….
Иван вздохнул, вытащил свою подушку, пошёл к дверям.
– В бане переночую, я с рассветом на рыбалку. Клюёт, говорят, хорошо. Весна на носу.
Он хлопнул дверью, и, пока не вышел в сени, слушал постепенно глохнущий, возмущенный
Глава 16
Иван, отмахав километров десять по целине, вдруг ощутил свинцовую тяжесть в ногах – возраст, как не крути, уже не двадцать. Озеро уже чувствовалась поблизости по особому колдовству большой воды, то ли запаху её, несмотря на морозный воздух, то ли по высокому небу, в котором играли отражением водные блики, то ли по встревоженным крикам каких-то птиц, чей зимний покой был нарушен незваным гостем.
Иван не зря прошел такой трудный зимний путь, именно здесь, на этом озере было у него тайное местечко, рыба здесь шла на удочку, как заколдованная. Чуть отдышавшись, Иван скинул рюкзак, смел снег с здоровенного бревна у самого берега, притоптал снег, чтобы развести костер, достал топорик и побрел вниз по реке к небольшой берёзовой роще, жарче, чем берёза ничего не горит. Роща встретила Ивана молчаливо и торжественно, берёзки приветливо качали тонкими ветвями – сколько они не видели здесь человека, года три, больше? Иван свое место держал в тайне, а сам уж давно здесь не появлялся, все некогда. Солнце уже выглянуло из-за дальних деревьев на том берегу, приласкало озябший берег, окрасило синий лёд в нежно – розовый, и Иван с удивлением заметил тоненькую тропку через реку на ту сторону. Даже не тропку, намёк, так бывает, когда на уже давно проторенную дорожку много дней падал снег, а потом пригрел солнышком, и белое покрывало просело в этом месте, предательски выдало чей-то путь. Иван потряс головой, думал привиделось, никакой тропки в заросли плотного колючего терна на том берегу просто не могло быть, но все осталось по-прежнему, след был. Устало крякнув, Иван оттолкнулся палками, съехал вниз на лёд и начал подъем на обрыв к кустарнику, матерясь на свою дурь – сквозь вековые заросли пробраться вряд ли возможно, его фантазия, похоже, сыграла с ним шутку.
Конец ознакомительного фрагмента.