Наставники Лавкрафта (сборник)
Шрифт:
Бармен печально огляделся.
– Бесполезно гнаться за ней, – вздохнул он, – хотя, боюсь, эта штука бутылки виски не окупит. – Он разгреб осколки стекла и поднял с пола что-то темное, вроде квадратного камня. – Ценная штуковина, – сказал он, – господа желают приобрести?
Этот волнующий инцидент прошел мимо внимания завсегдатаев; они не оторвались от своих кружек и стаканов, и только звук бьющегося стекла заставил их на минутку подозрительно уставиться на стойку; на том все и кончилось, шепот доверительных рассказов, пререкания спорщиков возобновились, робкие одиночки по-прежнему потягивали свое пойло, наслаждаясь прогорклым ароматом спиртного.
Дайсон
– Не позволите ли поглядеть поближе? – сказал он. – Этакая чудная старинная штука, верно?
Это была маленькая черная табличка, вырезанная из камня, около четырех дюймов в длину, двух в ширину и толщиной в полдюйма [35] ; взяв ее, Дайсон скорее ощутил, чем увидел, что прикоснулся к глубокой древности. На поверхности были вырезаны какие-то фигуры, и самая заметная из них заставила сердце Дайсона дрогнуть.
35
10 х 5 х 1,2 см
– Я бы, пожалуй, взял ее, – сказал он спокойно. – Двух шиллингов достаточно?
– Пусть будет полдоллара, – согласился бармен, и сделка была совершена. Дайсон допил свою кружку (пиво показалось ему превосходным), закурил трубку и вскоре неторопливо вышел. Придя домой, он запер дверь, положил табличку на письменный стол и уселся в кресло с решимостью армии, засевшей в траншеях перед штурмом осажденного города. Свеча с абажуром хорошо освещала табличку, и Дайсон тщательно осмотрел ее; прежде всего в глаза бросался знак руки с большим пальцем, торчащим между указательным и средним, он был вырезан тонкими и уверенными линиями на матово-черной поверхности камня, и большой палец указывал на изображения, расположенные ниже.
– Это просто орнамент, – сказал Дайсон вслух, – вероятно, символический орнамент, но точно не надпись и не обозначение слов, кем-либо слышанных.
Рука указывала на ряд вычурных фигур, спиралей и завитков, вырезанных изящными, тончайшими линиями; они заполняли, с небольшими промежутками, всю остальную поверхность таблички. Эти узоры были столь же замысловаты и почти столь же бессмысленны, как отпечаток большого пальца на стекле.
– Может, это узор естественного происхождения? – размышлял Дайсон. – На камнях бывают странные узоры, подобия зверей и цветов, не сотворенные человеческой рукой.
Взяв лупу, он склонился над табличкой и убедился, что никакая причуда природы не могла создать эти разнообразные линейные лабиринты. Завитки были разного размера, некоторые меньше двенадцатой части дюйма в диаметре, самый большой был чуть меньше шестипенсовой монеты, и под увеличительным стеклом правильность и аккуратность резьбы стали очевидны; расстояние между витками меньших спиралей составляло сотую долю дюйма. Все в целом производило восхитительное и фантастическое впечатление, и Дайсон, глядя на таинственные завитки под знаком руки, ощущал присутствие множества отдаленных веков и некоего живого существа, которое нанесло на камень загадочные образы еще до рождения гор, когда твердые породы были еще пылающей лавой.
– «Черный небосвод» вновь найден, – сказал он, – но значение звезд, похоже, останется неведомым навеки, насколько я могу судить.
Лондон затих, по комнате потянуло холодным сквозняком, а Дайсон все сидел, уставившись на табличку, тускло поблескивающую в круге света; наконец он спрятал древний камень в стол, но его интерес к
Дни напролет просиживал он за своим столом, уставившись на табличку, не в силах сопротивляться очарованию кремня и не надеясь даже понять смысл таинственных начертаний. В конце концов, отчаявшись, он пригласил Филипса для консультации и коротко ознакомил его с историей своей находки.
– Вот это да! – сказал Филипс. – Это чрезвычайно интересно; вы сделали замечательную находку. Право, на мой взгляд, она древнее даже хеттских печатей [36] . Признаюсь, что этот тип – если это тип вообще – мне совершенно незнаком. Эти завитки воистину весьма оригинальны.
36
Хетты – индоевропейский народ бронзового века в Малой Азии. В XIX веке ученые заинтересовались могущественным народом, упомянутым в Библии и жившим к северу от «земли обетованной». К 1895 г., когда был написан рассказ, артефакты хеттской цивилизации были еще редки, до дешифровки хеттской письменности и массовых открытий оставалось лет двадцать.
– О да, но я хочу знать, что они значат. Вспомните, что эта табличка – тот самый «черный небосвод» из письма, найденного в кармане сэра Томаса Вивиэна; она напрямую связана с его гибелью.
– О нет, нет, это чепуха! Табличка, без сомнения, чрезвычайно древняя, ее, видимо, украли из чьей-то коллекции. Знак руки совпадает, верно; это странно, но в конечном счете это лишь совпадение.
– Мой дорогой Филипс, вы – живой пример правильности аксиомы, что крайний скептицизм – это просто легковерие. Но сможете ли вы расшифровать эти знаки?
– Я берусь расшифровывать что угодно, – сказал Филипс. – Не верю в неразрешимость. Знаки необычные, но я не думаю, что они непостижимы.
– Тогда берите эту вещицу и сделайте с ней все, что сможете. Она начала преследовать меня; я чувствую себя так, будто слишком долго глядел в глаза сфинксу.
Филипс спрятал табличку во внутренний карман и отбыл. Он почти не сомневался в успехе, так как лично вывел тридцать семь правил для дешифровки надписей. Однако неделю спустя, когда он наведался к Дайсону, лицо его не выражало никаких признаков торжества. Он застал своего друга в крайнем раздражении, – тот шагал из угла в угол по комнате, как человек, охваченный страстью. Звук открывшейся двери заставил Дайсона вздрогнуть и обернуться.
– Ну, вы это сделали? Что там сказано?
– Мой дорогой коллега, мне очень жаль, но я вынужден признаться в полном провале. Перепробовал все известные способы – но напрасно. Я даже обратился к знакомому, служащему в музее, он один из лучших специалистов в этой области, но и у него ничего не вышло. Мне представляется, что мы имеем дело с обломком исчезнувшей цивилизации, я готов допустить и его происхождение из иного мира. Я не суеверен, Дайсон, вы знаете, что у меня нет ничего общего даже с самыми благородными заблуждениями, но, откровенно говоря, я хотел бы избавиться от этого квадратного кусочка черноватого камня. Из-за него я пережил скверную неделю; от этой вещицы веет пещерной мерзостью.