Настоящее чудо в идеале
Шрифт:
Синдзи отрешённо смотрел на стену. Это замечательная перспектива бросить всё: школу, отца, не уделяющего ему должного внимания, прошлую жизнь... стать известным музыкантом, много получать, зависеть от кого-то, да ещё и жить за границей. Но, если подумать, такая жизнь слишком шикарна для маленького человека вроде него. Зависеть от кого-то всю жизнь то же самое, что и быть нахлебником. Стать зависимым ровно что лишиться свободы. Тем более идеалы, которые он так тщетно лелеял, так просто сломались под гнётом обстоятельств.
– Прости...
– пролепетал Синдзи, пытаясь завершить разговор. Каору удручённо вздохнул,
Синдзи оборвался. Он намеревался закончить всё вот так? Оскорбить того, кто спас его, кто сделал счастливым? Растоптать чувства того, кто столько для него сделал? Именно. Так следовало сделать с самого начала. Это самый правильный исход.
– Поэтому нам не следовало начинать этих отношений - подытожил Синдзи - Я оставлю пакет здесь. Ну что ж, до завтра. Если ты, конечно, ещё придёшь в школу...
Икари проследовал к выходу. Последнее, что он видел, скрывшись за дверью, полный горечи взгляд и еле слышный шёпот одними губами:
"Понятно...".
***
С самого утра на Нагису словно все ополчились. Весь класс смотрел на него как на прокажённого, на доске писали всевозможные оскорбления. Икари было противно на это смотреть.
"Умри".
"Ты гомик. Гадость".
"Исчезни, музыкант. Отвратительно играешь..."
Поток оскорблений был не только на доске, но и исходил из уст. Девчонки смеялись, когда он прошёл мимо и занял свою парту. Мальчишки ставили ему подножки. Вся парта была исписана несмывающимся маркером. Обувь была украдена из шкафчика, поэтому в класс ему пришлось прийти в одних носках. Это было унизительно. Бесчестно. Отвратительно. Каору не понимал, почему теперь к нему так все относились. Он пытался заговорить с одноклассниками, но те лишь ударяли его по руке и смотрели на него как на что-то мерзкое, слизкое. Всё то же самое, что и с самим Икари. Весь этот проклятый коллектив нашёл себе новую белую ворону и захотел стравить её. Снова началась самая настоящая травля в роли другой жертвы... и за этим всем наблюдал Синдзи, безучастно смотрящий в окно, будто его это совершенно не касается.
Синдзи случайно вспомнил ту фразу, пришедшую в его голову однажды, ещё до знакомства с Нагисой.
"Если бы только нашёлся человек, который смог занять его место... тогда даже чудо могло стать явью..."
Неужели всё так, как он загадывал? Однажды Каору спас его от издевательств. После этого они прекратились. Насмешки, истязания - всё, кроме гордого одиночества, в момент перестало существовать благодаря альбиносу. Именно он был первым человеком, чьё имя Синдзи запомнил. Так почему всё обернулось таким печальным образом? Почему он сам не заступится за Нагису? Всё просто - он вспоминал то предупреждение рыжеволосой:
"Влезешь куда не надо - пощады не жди".
Да, как бы это не выглядело низменно и жалко, Синдзи не хочет, чтобы над ним вновь издевались. А значит надо терпеть и не лезть на рожон. Нагиса понятливый, он всё равно скоро уедет.
"Всё будет хорошо" - уверял себя Синдзи - "С ним ничего не случится... если
– Хэллоу, новенький, пмнишь нас, а?
– к парте Нагисы подошёл тот самый главарь шайки. Он злобно ухмыльнулся и со всей силы ударил Каору в лицо. На бледной коже виднелся красный след от удара кулаком, но он почти не реагировал на провокацию, сохраняя невозмутимый вид - Пшли-ка выйдем на мужской разговор. Иль не хчешь, чертов гомик?!
Каору бросил прощальный взгляд в сторону Синдзи, но тот, притворяясь, что ничего не видит и не слышит, отвернулся, надев наушники. Альбинос послушно встал, идя следом за шайкой хулиганов.
***
Буквально в тот же день по школе прошёлся слух: Каору Нагиса попал в больницу. Его нашли на заднем дворе школы, всего избитого и искалеченного. Последствием избиения стала черепно-мозговая травма, его пальцы и локти переломаны. Девчонки шептались, что он вряд ли когда-нибудь вновь сядет за пианино. Его руки теперь недееспособны. Более того, мечте стать музыкантом не осуществиться. Жизнь подобного человека праздна. Узнав об этом, Синдзи ещё долго не мог оклематься. Но рыжеволосая девчонка победоносно усмехнулась, смакуя скорую победу. Тех хулиганов на две недели отстранили от занятий и поставили на учёт. Учителя поговаривали, что возможно заведение уголовного дела за причинение физического насилия.
Но какой в этом теперь смысл, когда его мечта больше не может быть осуществлена? Когда его длинные изящные пальцы больше не будут скользить по клавишам, рождая божественную мелодию? Когда талант был так безжалостно растоптан обществом?
Синдзи было стыдно приходить навестить Каору после того, как он игнорировал его существование в классе. Он не мог заставить себя прийти сюда. Но ноги сами манили, и вот мальчик уже был в клинике. Спросив в какой палате находился человек по имени Нагиса Каору, он прошёл на третий этаж и остановился за дверью палаты, услышав, что там кто-то есть. Значит, посетитель...
– Нагиса-кун, я знаю, как ты старался всё это время стать музыкантом...
– мужчина с очень грубым голосом пытался донести до юноши очень важную новость: вот что понял Синдзи - но теперь можешь жить как нормальный человек, ходить в школу... Я сожалею, но ты, наверное, и сам понимаешь, что никогда больше не сможешь сесть за пианино.
Синдзи прислушался. Ему было жаль Каору, но был единственный ответ, который он хотел услышать. Однако вопреки его ожиданиям Нагиса молчал.
– Поэтому... почему бы тебе не начать жизнь с начала?
– произнёс мужчина.
– Что вы имеете в виду, учитель?
– в голосе Нагисы что-то надорвалось. Та самая живая искра теперь потухла, оставляя ледяную холодность. Сердце Синдзи опустошалось вместе с этим холодом. Уходило всё: восхищение, любовь, зависть... всё это обращалось в прах - Вы не понимаете, что музыка была для меня всем? Верно?
От этих слов по щекам струились слёзы, но Икари сам не понимал почему. Возможно это и его скорбь. Возможно это слёзы отчаяния. Такова жизнь. Прятаться, сбегать, жить в панцире целую вечность - это всё на что способен человек. Но Каору другой. Он стремился за своей мечтой и теперь, потеряв возможность её осуществить, у него останется лишь один очевидный выход.