Настоящий американец - 2
Шрифт:
Я вышел из автомобиля и осмотрелся. С обоих сторон от меня в темноту уходила такая же старая и заброшенная, как и ворота изгородь, в которой зияли проплешины.
По обеим сторонам от дороги возвышались какие-то постройки, их назначение в ночи было не разобрать, видимая половинка луны лишь высвечивала старый трактор без колес.
Ехать на машине дальше я не решился. Как-то странно будет заявиться на чужое свидание при всем параде. Всё-равно что нацепить на себя новогоднюю гирлянду и взять в руки громкоговоритель: вот он мол я, встречайте. А я еще до конца не решил, что буду делать, когда застану эту парочку тет-а-тет. Надо оставить себе место для маневра.
Так что дальше пойду пешком. Шел
– Твою же мать! – я вспомнил, что это ферма, а значит под ногами не только грязь, но и навоз.
Матерясь как сапожник и кроя последними словами Вайлетт с этим хреном-Спатари, я, вымазав руки, поднялся на ноги. Теперь я уже точно просто так отсюда не уйду. Вы, мля, заплатите мне за всё хорошее. И за чистку бежевого салона моего Афльфа-Ромео, в который я после всех этих приключений залезу, тоже.
Охватившая меня злость подстегнула, и я даже смог ускорить свое продвижение по полосе препятствий.
Через пару минут мои привыкшие к темноте глаза различили очертания здания, а затем и припаркованный рядом Фиат. Вот они голубки, попались. Хотя стоп. А где автомобиля Спатари?
Здание оказалось ангаром, и у него, к моему удивлению сохранилась дверь и кое где даже покрывшиеся грязью оконные стекла. В одном из окон я заметил приглушенный свет и пошёл на него вдоль стены, уделав свои туфли в край. В нужном мне окне стекла не было, и я осторожно заглянул внутрь ангара. Зрелище, которое передо мной предстало было совсем не тем, к которому я готовился. Оно буквально заставило меня оцепенеть.
Виолетта сидела на стуле в своём еще час назад шикарном, а теперь разодранном и грязном платье, но это было не самое страшное. Намного хуже на меня подействовало разбитое в кровь лицо девушки.
Напротив, жертвы стоял тот самый негр-водитель в шоферском костюме. В правой руке он держал похожий на кочергу предмет, которым периодически хлопал по своей раскрытой ладони в лайковой перчатке.
Негр что-то эмоционально кричал, время от времени приближаясь к девушке вплотную. Та ему иногда отвечала, но это, казалось, только раззадоривало мучителя.
Разговор шел на итальянском и я, естественно ничего не понимал. Только вылавливал отдельные слова: Morte, gas, yperite.
Иприт? Это типа какого-то местного ругательства или то, о чем я думаю? Что, черт возьми, тут происходит?
Благо, оцепенение длилось лишь пару секунд, и я начал действовать. Тем более, медлить было нельзя. Чернокожий в очередной раз заорав на Вайлетт с размаху ударил её обратной стороной левой ладони по лицу. От удара голова девушки дернулась, и сама она, вскрикнув, слетела со стула на пол.
Не разбирая дороги, я бросился ко входу в ангар, и уже возле самой двери моя нога зацепилась за что-то тяжёлое. Я пропахал носом землю и судя по боли в левой ноге еще и поранился.
Как раз в этот момент ударила молния и в её свете я увидел то, за что запнулся – большой гидравлический домкрат, рядом с которым лежал и рычаг от него, металлическая труба длиной чуть ли не метр.
Подхватив этот рычаг, я что есть силы дёрнул за каким-то чудом уцелевшую ручку на двери в ангар. Дверь с громким противным скрипом открылась, и я влетел внутрь, чтобы увидеть бегущего на меня негра. Он кинул в меня своей кочергой, целясь в голову, а я как сраный рыцарь из малобюджетного фильма вместо того, чтобы просто увернуться, подставил свою оружие под летящий в мою сторону предмет. Скрежет металла о металл, кочерга со звоном отлетает от моего рычага и врезается в стену.
Но мне не до нее, я уже готов сделать свой ход, к тому же безоружный противник растерянно стоит прямо передо мной. И в этот благоприятный для меня момент на сцене появляется Вайлетт. Она разъяренной кошкой бросается на негра со спины.
– Не лезь! – кричу я с опозданием, с ужасом понимая, что теперь у противника против меня снова есть аргумент.
Глава 7
Пятого мая 1936 года жизнь четырнадцатилетнего Хайле Кебеде навсегда разделилась на до и после. Именно в этот день итальянские войска, штурмуя родной город мальчика Аддис-Абебу, столицу Эфиопии, применили химическое оружие. В удушливых облаках иприта, погиб не только его отец, офицер в армии раса Ымру, но и вся семья: мать, бабушка и пятеро младших братьев и сестер. Сам Хайле выжил лишь чудом. В тот день он, как оставшийся старшим в семье мужчина, после того как отец ушел воевать, был в другой части города, где договаривался о том, чтобы семью увезли подальше от фронта. Но как оказалось, отдал задаток он зря, увозить кроме него самого было больше некого. И Хайле остался в занятом ненавистными итальянцами городе один одинешенек и без денег.
Возвращаться в разрушенный дом смысла не было, люди, которым он отдал задаток исчезли, и чтобы выжить Хайле пришлось прибиться к самой настоящей уличной банде, которых расплодилось множество после падения правительства императора Селассие и превращения Эфиопии в Итальянскую колонию.
Часть из этих банд помогала партизанам, которые по-прежнему контролировали большую часть страны, а большинство с наступлением ночи занимались обычными грабежами и убийствами на улицах города. Как раз в банду грабителей Хайле и влился. Правда, юноше не пришлось становиться рядовым членом банды. От природы он был сообразительным малым и имел располагающую внешность, да еще и отец в своё время поступил достаточно дальновидно и обучил сына письму и счёту. Так что Хайле предложил главарю использовать себя в качестве наводчика. Облачившись в хорошую одежду, он бродил по богатым кварталам, посещая торговые лавки, школы и другие людные места, где находил будущих жертв. Затем он следил за ними, выяснял их маршруты, а уже затем приводил к ним членов банды. Но сам в насильственных действиях участие не принимал. Это и уберегло его от казни через четыре года, когда банду всё-таки накрыла оккупационная полиция. Его подельников итальянцы расстреляли, а Хайле неожиданно для себя оказался забрит в солдаты одной из колониальных бригад итальянской армии. Осмотревшись и поняв, что простым рядовым выжить будет сложно, он с помощью житейской хитрости вскоре оказался ординарцем майора Бернардини, командира одной из эскадрилий смешанного авиационного, полка, расквартированного на аэродроме Аддис-Абебы.
Именно от господина майора, столичного хлыща, сосланного в абиссинскую глушь после инцидента с неуемным потреблением алкоголя и женщинами, он услышал, что в тот день, пятого мая, Адис-Абебу, а значит и его семью бомбили самолеты Fiat, о которых Барнардини отзывался с восхищением.
– Господа, – говорил майор своим гостям уже слегка покачиваясь от количества выпитого, – видели бы вы как Cicogna, то бишь Fiat BR.20 бомбили этот чёртов город! – в этот момент майор икнул и пролил рюмку коньяка на мундир. – Это было незабываемое зрелище! Я тогда был совсем рядом, за штурвалом моего верного Carponi, бортовой номер 11–23.