Наступление бури
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что я не больно-то нежная?
— Ты такая же нежная, как кирпич. Но расценивай это как комплимент. Героические личности, как правило, не больно-то нежные.
Героические личности, надо же!
— Что-нибудь еще скажешь?
— Не без того, — ответил он. — Тот неряшливый парень, который ночевал у тебя в квартире, стянул деньжат у тебя на кухне. А другой малый, тот, с которым ты разговаривала перед уходом на работу, заставил его положить все обратно.
Ну конечно, и Кевин, и Льюис, каждый действовал в соответствии со своей природой.
— Ну и наконец, — заключил он, — ты классно выглядела на экране телевизора, а твоя сестра в голом виде — так вообще пальчики оближешь. А теперь давай выкладывай, что там на самом деле было с Квинном.
Я понимала, что, раз уж дело дошло до такого разговора, я не могу не рассказать ему о Хранителях и, паче того, о джиннах. Он должен был понять, с чем мы имеем дело и каковы ставки в нашей игре. Он должен был понять, что то, чем занимался Квинн, выходило далеко за пределы обычной юрисдикции, и он не мог понести наказание в рамках действующей правовой системы.
В двух словах все это было не изложить, поэтому рассказ продолжался долго. Так долго, что у меня голос охрип, и Родригес угостил меня водой, а когда к этому добавилась еще и нервная дрожь, переключил меня с воды на холодное пиво. А на каком-то этапе, когда за обрез моей белой майки на лямках начал затекать пот, включил шумный кондиционер.
Если рассматривать эту процедуру как допрос, то выглядела она странно: он в основном молчал и слушал, лишь изредка задавал уточняющие вопросы, ни с чем не спорил, не выражал ни в чем сомнения и уж, во всяком случае, не называл меня чокнутой и не крутил пальцем у виска.
Что я, сидя вместо него на не самом удобном стуле и выслушивая столь невероятную историю, наверняка бы сделала.
Когда я дошла до рассказа о гибели его партнера, его глаза похолодели и сузились, но выражение лица осталось нейтральным. А когда наконец покончила с этим и выжидающе умолкла, сжимая в руках опустевшую коричневую бутылку, долгое время тишину нарушало лишь шипение сражавшегося с флоридской жарой кондиционера.
— Ты ведь понимаешь, как все это звучит, — произнес наконец Родригес.
— Конечно, понимаю. Как думаешь, а почему я тебе вот так это все выложила?
Он встал, словно желая пройтись по помещению, но фургон был для этого слишком мал, и, кроме того, сдается мне, на самом деле ему больше хотелось вмазать кулаком во что-нибудь подходящее вроде меня. Во всяком случае, на такую мысль наводил характер его движений. А вот на лице по-прежнему ничего не отражалось. Гнев бурлил и клокотал, но где-то глубоко внутри, под перекрывавшей ему выход стальной крышкой.
— Так ты говоришь, подтвердить это все никто не может?
— Ну, не то чтобы уж совсем никто, — сказала я. — Хотя бы парнишка, который был здесь прошлой ночью, тинейджер. Да кое-что ты и сам видел тогда же, на берегу. А хочешь, валяй, позвони моему боссу в Нью-Йорк. Он тебе подтвердит, что все это правда. А может, и нет… Нет, надо принять во внимание, что у него сейчас собственных проблем выше крыши. Но суть не в этом, а в том, что все люди, которых я могла бы назвать, по твоим понятиям, не заслуживают доверия. Ни у кого из них нет официальной работы и вообще всех тех официальных данных, которые ты мог бы проверить, обратившись к независимым источникам. Все они — сплошная фикция. Вроде меня. Так что в случае обращения к ним тебе, как и сейчас, придется просто принять услышанное на веру или отвергнуть. Ну так как, детектив, веришь ты мне или нет?
Он остановился, взявшись за свисавший со стенки кожаный ремень, который, как я поняла, мог использоваться для фиксации в машине задержанного. Практичный малый: оборудовал тут у себя настоящий мобильный полицейский участок.
— Вот что я скажу, — промолвил он наконец, — я тебе поверю, если ты мне что-нибудь покажешь.
— Что?
— Да что угодно, из своей этой магии.
— Да никакая это не магия, — раздраженно буркнула я. — Это наука. И… ну ладно, положим, джинны, может, в каком-то смысле и магия, но на самом деле их существование тоже может быть объяснено с точки зрения физики, и…
— Вы проделываете то, на что другие люди не способны, проделываете это усилием воли, верно?
— Ну… хм…
— Это и есть магия, — заявил он, пожимая плечами. — Так что давай, покажи что-нибудь.
Понимая, что силенок на что-нибудь впечатляющее у меня явно недостаточно, я помолчала, но потом, подумав, сказала:
— Ладно.
На небольшую демонстрацию оставшейся внутренней энергии должно было хватить. Скорее всего.
Я вытянула перед собой ладонь и сосредоточилась.
Трюк был проще некуда, я его практиковала с первых дней общения с Хранителями. Тут ничего особенного не требуется, на это способен всякий, обладающий хоть искоркой таланта. Весь фокус в том, чтобы держать все под контролем и исполнить с непринужденным изяществом.
Я закрыла глаза, медленно вздохнула и стала формировать над ладонью маленький локальный дождь с грозой. Вытянула влагу из окружающего воздуха, аккуратно сконцентрировала молекулы воды, замедлила их вибрацию, чтобы охладить их до температуры, способствующей слипанию. Когда я открыла глаза, над моей рукой висел бледный, разреженный туман. Клочковатый, конечно, плохо сформированный: надо признать, что это была худшая из такого рода демонстраций, какую я когда-либо видела. Но я удерживала туман, продолжая насыщать его влагой, постепенно превращая в пусть миниатюрную, но самую настоящую тучку.
Крохотная искорка прочертила ее, проскочив от края до края и высветив изнутри. Родригес, не сводя глаз, подался поближе.
Из тучки пролился дождь: на мою ладонь стали падать самые настоящие, полноразмерные капли. Меньше они быть не могли, потому что их размер определялся не масштабом явления, а силой тяготения. Разумеется, учитывая количество сосредоточенной в облаке влаги, капель мне удалось произвести немного, но для наглядности хватило и этого. Трение молекул породило еще один электрический разряд, крохотную молнию, ударившую на сей раз прямо мне в руку. Я вздрогнула.