Натюрморт с воронами
Шрифт:
– Вы убили его, – тихо сказал он усталым и почти безразличным голосом.
Пендергаст положил руку ему на плечо.
– Мы просто делали свое дело, как и вы. Думаю, все было предрешено, он не имел ни одного шанса. Вы сделали все, что могли, и даже больше. Когда он схватил меня за пиджак, я сразу понял, доктор, что это предсмертные судороги. Он все равно не отпустил бы меня, пока не сказал того, что хотел. Он должен был сказать это и спокойно умереть.
Доктор задумчиво кивнул:
– Да, вероятно, вы правы.
– Я должен задать вам один вопрос, – сказал Пендергаст.
– Как он умирал? Как вел себя в последнюю
– У него был обширный инфаркт миокарда после продолжительного периода мерцательной аритмии. Нам не удалось стабилизировать деятельность сердца. Никогда еще я не видел человека с таким обширным инфарктом. Это был просто какой-то взрыв.
– А как по-вашему, от чего у него началась мерцательная аритмия?
Доктор покачал головой.
– Это началось именно тогда, когда он увидел нечто такое, что потрясло его до основания. Его многочисленные раны были не смертельными, от таких не умирают. У него был острый психологический шок, что-то вроде панического страха.
– Означает ли это, что он умер от разрыва сердца, то есть от страха, попросту говоря?
Доктор посмотрел на санитаров, которые вывозили из палаты тележку с покойным, покрытым простыней.
– Конечно, это звучит несколько мелодраматически, но можно сказать и так.
Глава 27
Несколько часов спустя в двух тысячах миль на восток вечернее солнце окрасило реку Гудзон в бронзовый цвет, Под густой тенью моста Джорджа Вашингтона вверх по реке медленно проплывала огромная баржа, а чуть южнее на горизонте маячили силуэты двух морских судов, направлявшихся в бухту южной части Нью-Йорка.
Над скалистым основанием Манхэттена, откуда начинался парк «Риверсайд», извилистой лентой пролегал бульвар Риверсайд-драйв с чудесным видом на реку. Однако четырехэтажное здание Музея естественной истории, занимавшее всю восточную часть бульвара между 137-й и 138-й улицами Нью-Йорка, оставалось незаметным для постороннего взгляда. И только металлическая крыша его мансарды выделялась на фоне разлапистых крон деревьев. На стоянке перед парадным входом особняка с темными окнами не было ни одного автомобиля. Со стороны казалось, что здание музея погрузилось в полную тишину и покой, надежно укрывшись под ветками огромных дубов и сумахов.
Однако в сумрачных комнатах музея и длинных коридорах, веками собиравших книжную пыль и весьма экзотические запахи, теплилась жизнь. Правда, это была жизнь одного очень странного на вид человека. Невысокий, худощавый, с львиной гривой седых волос, спадающих на узкие плечи, с седыми дугами кустистых бровей, он был в длинном белом халате для работы в лаборатории. Из карманов халата торчали лабораторные ножницы, пинцеты, маркеры и разноцветные карандаши. Еще более странным он выглядел из-за шахтерского шлема на голове, с лампой, освещающей ему путь и позволяющей без труда отыскать на пыльных полках нужную вещь.
Мужчина остановился перед длинными дубовыми шкафами с большим количеством выдвижных ящиков. Проведя пальцами вниз по коротким надписям, он отыскал нужный ящик и осторожно выдвинул его. В глаза бросились аккуратно сложенные редкие растения, найденные в дебрях Кашмира. Отступив назад, мужчина что-то записал в большом блокноте, задвинул ящик на прежнее место и открыл нижний ящик. Внутри к небольшим дощечкам были пришпилены разнообразные
Сделав запись в блокноте, мужчина задвинул ящик и направился в свой кабинет, минуя темные залы с многочисленными экспонатами. На его рабочем столе, стоящем среди книжных и стеклянных шкафов, ярко мерцал монитор портативного компьютера. Мужчина сел за стол, положил рядом с собой блокнот и начал быстро щелкать по клавиатуре. В течение нескольких минут в этом здании было слышно лишь легкое пощелкивание клавиш и едва различимый звук капель, падающих в раковину в одной из туалетных комнат. Внезапно эту тишину нарушила мелодичная трель мобильного телефона. Мужчина сунул руку в карман халата, вынул телефон и приложил к уху. Лишь два человека в мире знали, что у него есть такой телефон, и только один из них знал его номер.
– Специальный агент Пендергаст, если не ошибаюсь.
– Совершенно верно, – послышался ответ с другого конца линии. – Как поживаешь, Врен?
– Спроси меня об этом завтра, и ты найдешь меня в гробу.
– Ну, в этом я сильно сомневаюсь. Ты уже составил свой каталог на первом этаже библиотеки?
– Нет, я оставил это напоследок, – ответил мужчина с чувством облегчения. – Я все еще занят списком основных артефактов.
– Правда?
– Конечно, и намерен посвятить этому по меньшей мере несколько дней. Коллекция твоего дядюшки настолько велика и обширна, что на нее уйдет уйма времени. Кроме того, я могу работать здесь только днем, а ночи я зарезервировал для работы в библиотеке. В это время никто и ничто не мешает мне плодотворно трудиться.
– Разумеется. Надеюсь, ты неукоснительно следуешь моему совету не вторгаться в комнаты, расположенные позади заброшенной лаборатории?
– Еще бы.
– Прекрасно. Нашел что-нибудь интересное? Какие-нибудь сюрпризы?
– О, огромное количество, но все это сейчас может подождать, полагаю.
– Ты уверен в этом? Почему? Объясни, пожалуйста.
Врен задумался, что было ему несвойственно. Обычно ни планы его работы, ни ее результаты не внушали ему никаких сомнений.
– Видишь ли, меня кое-что смущает. – Он снова умолк и посмотрел через плечо на книжные полки. – Ты же знаешь, я никогда не боялся темноты и одиночества, но в последнее время меня не покидает странное ощущение, что за мной... – Врен понизил голос до шепота, – что за мной здесь кто-то внимательно наблюдает. Не очень приятное чувство, я тебе доложу.
– Это меня не удивляет, – ответил Пендергаст. – Думаю, даже самый толстокожий человек на земле, не имеющий ни капли воображения, почувствует себя в кабинете древностей несколько неуютно. Сейчас я уже сожалею о том, что обратился к тебе с такой просьбой.
– Нет-нет, – поспешил успокоить его Врен, – ничего страшного. Я бы ни за что на свете не упустил такой шанс. Пожалуй, мне не стоило говорить об этом. Это все плод моей фантазии, не более того. Как говорится, «человек видит больше дьяволов, чем вмещает огромный ад». Работа с древностями всегда пробуждает воображение. Не сомневаюсь, это не сами призраки, а мое представление о них. Словом, это мое знание, а не реальные сущности. Тебе же известно, что эти старые стены многое повидали на своем веку.