Шрифт:
Первое, что бросилось в глаза и запечатлелось потом накрепко в памяти – его длинное и мешковатое серое пальто.
Снятое будто с чужого плеча, оно висело на нем, как на вешалке, размывая полностью очертания силуэта. Развевалось на ветру, как серый парус странного корабля, непонятным образом оказавшегося вдруг в такой дали от моря и все еще продолжающего верить в то, что до него, до моря, можно добраться. Пока еще парус достаточно крепкий, а ветер дует на юг…
Облака плыли недружно, рассыпавшись
«Дура, – отругала она себя. – И затея твоя дурацкая. Глупая. Такая же, как это его пальто…»
Все-таки решилась, подошла. И он ее наконец заметил, повернулся, задержал взгляд. «В двух зеленых пустых зеркалах…» – вспомнилась давно забытая строчка какого-то известного поэта. Не совсем удачным оказалось сравнение: зеркала были зелеными, но не пустыми. Хотя о чем он был, этот взгляд, она сразу понять тоже не сумела.
Наверное, все же разволновалась немного. «Ну и пусть», – упрямо повторила про себя, рассматривая придирчиво длинные, почти до плеч, волосы, упрямый и волевой подбородок, жесткую складку губ и снова глаза.
– Привет, – произнесла беззаботно и даже слегка улыбнулась.
Он молча смотрел на девушку в домашнем халате и тапочках. Светло-русые с легким оттенком рыжины волосы небрежно стянуты резинкой в хвост где-то на боку. На лице – ни капли косметики, во взгляде – упрямое нежелание с чем-то мириться. Налетевший порыв ветра выхватил из пучка одну длинную прядь, позолоченную солнцем, поиграл недолго и бросил лениво на лицо, зачем-то разделив его на две половины.
– Здравствуйте, – ответил он вежливо, слегка склонив голову.
Она убрала волосы с лица. Теперь было уже не страшно, а просто смешно. Голос у него был приятный, взгляд – зашифрованный немыслимым кодом, который ей разгадывать сейчас совсем не хотелось.
– Знаете, у меня к вам достаточно неожиданное предложение…
– Ко мне? – уточнил он. Как будто кроме них двоих здесь был кто-то еще.
– Да-да, – она кивнула. – Именно к вам. Не хотите ли вы… Стать моим мужем?
Вздохнула облегченно: вот и все. Теперь остается только дождаться, когда он покрутит пальцем у виска, рассмеется ей в лицо или просто пошлет подальше, не стесняясь в выражениях.
Небо было по-прежнему ясным, но откуда-то издалека доносился первобытный и не сравнимый ни с чем запах тумана. Она вдохнула его поглубже, потому что любила с детства этот терпко-влажный аромат, заползающий тихой и невидимой змейкой в комнату по утрам, когда ей нужно было вставать с постели и собираться в школу. Вот и теперь, она чувствовала – стоит только закрыть глаза, и время умрет, растворившись в этом запахе, и ей снова будет четырнадцать или пятнадцать…
Он молчал как-то подозрительно долго. Смотрел на нее и молчал вполне серьезно, как будто и правда – раздумывал над ее предложением. «Еще согласится, чего доброго… Странный какой-то. Чудной, как мама говорит. Думает… О чем здесь можно думать?»
– Видите
Она не выдержала, рассмеялась. В самом деле, разве можно было придумать более глупый ответ? Хотела уже сказать, что музыкант ведь не евнух, да и вообще, при чем здесь его профессия?
– Конечно, жаль, что не банкир, – выдавила из себя сквозь смех и вдруг осеклась, заметив, как заблестели вдруг в его глазах осколки перевернувшегося неба.
Или, может быть, ей показалось? Теперь он смотрел равнодушно, даже иронично немного, как и полагается, наверное, смотреть в подобной ситуации. Только зрачки становились все меньше, превращаясь в две крошечные черные точки, освобождая пространство зеленому цвету.
Ей вдруг захотелось домой. Быстрее – домой, к маме, просто расплакаться у нее на коленях, чтобы пожалела, погладила по голове. Она сказала тихо:
– Извините.
Повернулась, сделала несколько торопливых шагов и скрылась в темном подъезде. Один лестничный пролет, второй, третий… Будто и не было ничего.
– Вернулась уже, Ириша? – донесся из комнаты спокойный мамин голос.
Ирина остановилась в дверном проеме. Все было по-прежнему: мама сидела в кресле со спицами в руках. Серый клубок шерсти лениво переворачивался с боку на бок возле ее ног, уменьшаясь почти на глазах. Мама всегда вязала очень быстро.
– Знаешь, мама, когда я была маленькой… Я, помню, смотрела на клубок возле твоих ног и воображала себе, что это маленький котенок. Он все уменьшался и уменьшался, и мне жалко было его, этого котенка, до слез. Потому что он исчезал…
– У тебя всегда было прекрасно развитое воображение, – спокойно ответила Римма Михайловна, опустив на колени вязание. Сквозь очки с толстыми линзами ее большие глаза казались просто огромными. – Уж не знаю даже, хорошо это или плохо…
– И я не знаю. По-моему, это просто не важно.
– Ну так что? Где твой первый встречный? – спросила мать без улыбки. Так серьезно, как будто и в самом деле могло получиться что-то путное из этой затеи.
– Ой, мама, – рассмеялась Ирина, прошла в комнату и опустилась в кресло напротив. – Не спрашивай!
– Что, никак дед Иван из тридцать пятой квартиры тебе встретился? Как раз мусор выносил, а тут – ты…
– Да нет же, мама. Никакого деда Ивана я не встретила. Встретила нечто совсем необъяснимое и загадочное…
– Вот как? – заинтересовалась Римма Михайловна. – А почему в среднем роде, если это мужчина?
– Да потому что мужчина такой. В среднем роде, правильно ты выразилась… Господи, если б ты видела! Такое пальто на нем дурацкое, волосы длинные, взгляд – отсутствующий. Знаешь, если вокруг него высадить огород, ни одна ворона близко не подлетит…
– Ну что же ты так, Ирочка, по одежке, – Римма Михайловна слегка нахмурила брови и снова взялась за вязание.
– Да не в этом дело, мама. Просто он весь странный… Несуразный какой-то, знаешь. Как будто с Луны свалился, и не понял. Музыкант…