Научу тебя плохому
Шрифт:
К чему он это?
Откладываю в сторону сомнительную штуковину и упираюсь ладонями в широкую грудь парня, качаю головой и пытаюсь оттолкнуть, а он только сильнее ко мне прижимается, ближе. Запах его парфюма ударяет в ноздри, что-то интересное, с цитрусовой ноткой и легким, едва заметным табачным шлейфом и я невольно втягиваю носом аромат. Такой знакомый, родной. Такой у папы был. На глаза как-то сами собой наворачиваются слезы, а ведь это просо запах, просто чертов запах!
— Есь? Ты чего? Да что за реакция у тебя такая? — заметив мои слезы, Марк отступает, берет меня
А у меня ком поперек горла встает и никак не двигается, слова застревают. Не могу, просто не могу. Отталкиваю парня, остервенело мотая головой.
— Успокойся, слышишь? Я не собирался ничего делать, я просто пошутил, Есь, неудачно пошутил.
Он говорит, шепчет, голос у него такой обеспокоенный.
— Де…дело не в тебе, — произношу заикаясь, тихо, едва слышно. — Я просто вспомнила, — всхлипываю, моргаю часто, чтобы окончательно не расплакаться.
— Вспомнила что, Есь? Кто тебя обидел?
— Нет… просто, просто ты пахнешь как, — сжимаю пальцы на его кофте, наверняка царапая кожу сквозь не слишком плотную материю.
— Как кто? — спрашивает нетерпеливо.
— Как папа.
Марк прекращает напирать, просто смотрит, внимательно, хмуря лоб.
— Папы больше нет? — интересуется осторожно.
— Нет, — качаю головой.
Он кивает, ладонью моей щеки касается, проводит пальцем по скуле, стирая дорожку слез.
— Не думай об этом, давай лучше ассортимент изучать, тебе с ним работать, — подмигивает мне и отходит назад.
В каком смысле изучать? Смахиваю с лица слезы, и соскакиваю с коробок.
— Но ты сказал, что нужно только сканировать и забивать информацию в компьютер.
— Сказал, — соглашается, — но ты все равно должна знать, с чем мы работаем, на случай форс-мажора.
— Какого еще форс-мажора?
— Разного, Еся, разного. Все, не болтай, сюда иди. Или ты передумала может?
Щурится хитро, скалится, на меня с интересом смотрит. Гад. Да черта с два!
Я трусиха, конечно, и мне всегда проще было голову в песок зарыть и сделать вид, что ничего не происходит, а после смерти родителей эта моя особенность и вовсе усилилась в разы, но сейчас… сейчас мне просто на зло хочется показать, что ничего у этого гада не выйдет.
— Не передумала, просто это неожиданно.
— Ну тогда давай смотреть.
Он какое-то время осматривается, переводит взгляд с одних коробок на другие. Я все это время жду, пока Марк вымолвит хоть слово, жду молча, уговаривая себя держать лицо. А у самой ладошки потеют и щеки краснеют, потому что как представлю себе, что мне предстоит обсуждать и «изучать», так сквозь землю провалиться хочется.
Очень сильно хочется.
А потому я продолжаю твердить себе, что так надо, что не самый это плохой вариант и вообще, мне, можно сказать, повезло. Склад, пусть даже таких специфических товаров, — это же просто подарок. Ни с кем не нужно говорить, никого не нужно видеть, тыкай себе на кнопочки, да распаковывай коробочки. И не нужно постоянно по сторонам озираться, оглядываться, не нужно прятать лицо за волосами, опасаясь встретить знакомых. Так что это хорошо, что так получилось, а к ассортименту и привыкнуть можно. Чего уж.
— Так, пожалуй, начнем вот с этого угла, — Марк тыкает на гору коробок в дальнем левом углу, а потом берет меня за руку и словно куклу тряпичную, тащит в нужную сторону. — Здесь у нас вибраторы, — продолжает серьезно, но я-то знаю, знаю, что он, гад такой, потешается.
— А зачем так много?
— Ну во-первых, они все разные, — отвечает непринужденно, — а во-вторых, это самый ходовой товар.
Господи, я что серьезно это слушать собралась?
— Здесь они все расположены по порядку, то бишь по назначение и виду. В общем-то на коробках есть картинки, но запомнить тебе все же придется, потому что иногда работать нужно быстро.
Я осматриваю огромное количество коробок, и очень слабо себе представляю, как вообще можно запомнить хотя бы половину имеющегося ассортимента.
— Так вот, — тем временем продолжает Марк, словно не замечая моего смятения, — что касается видов, как я и сказал, они разные бывают, самые ходовые вагинальные, анальные и клиторальные, еще есть более специфичные, например, для двойного проникновения, ну это если хочется острых ощущений, а еще, вот, — он берет одну из коробок и вручает ее мне, — это для ношения, я их повседневными называю, — добавляет Марк с видом профессора Йельского университета.
— Пп…повседневными? — я уже не просто красная — пунцовая.
— Ну да, — смеется, — смотрела фильм «Голая правда»? Старый он, можно сказать древний.
— Нет.
— Нет? Там у героини были вибро-трусы, не смотри на меня так, я серьезно.
— Что, и такие бывают?
— Бывают, — кивает, — но по отзывам не фонтан, поэтому у нас их нет. Есть игрушки поинтереснее. Вагинальные шарики, например, правда, изначально у них была иная функция.
— И что…что с ними делают?
— Как что? Вставляют во влагалище и получают удовольствие, естественно. В любое время, в любом месте.
— И что, вот так просто…
— Что?
— Ну это странно, — пожимаю плечами и отдаю ему коробку со странной формы фигурой на картинке.
— Странно, что люди хотя получить удовольствие даже в самых неожиданных местах? — его голос становится хриплым, вкрадчивым. — В этом нет ничего странного, Еся, это охренеть как приятно, — шепчет рядом с ухом.
— Ты так говоришь, как будто сам пробовал.
— Секс?
— Игрушки.
— Было дело, — хмыкает, — я вообще люблю экспериментировать.
Боже, божечки, зачем я вообще продолжаю? Ну сделала бы вид, что ничего не происходит, слушала бы молча.
— Но у тебя же нет…
— Нет чего? — он прекрасно все понимает, издевается просто.
— Ну ты парень!
— И? Разве я сказал, что пробовал на себе?
— Ты, кажется, собирался показать мне ассортимент, — напоминаю, а он только ухмыляется. Гад.
— Все не покажу, слишком много, все равно не запомнишь, к тому же ты все еще болеешь.
— Но…
— Все, Еся, я и так пошел на уступки.