Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус
Шрифт:
Очевидно, когда они нашли людей, те им понравились. Люди были весьма изобретательны, когда дело доходило до испуга, и прекрасно заполняли свое будущее страхами.
Но затем они все испортили, применив свой чудесный, страхогенерирующий разум для создания всяких вещей, которые развеяли этот страх, – календарей, часов, свеч и историй. Особенно историй. Особенно тех, в которых чудовища погибали.
Пока волшебники спорили, Ринсвинд отправился посмотреть, чем был занят библиотекарь. Примат, снявший платье, но для соответствия местной моде оставивший воротник, был счастлив, как… ну, счастлив, как библиотекарь,
Хрустальная сфера стояла на полке, чтобы Гекс мог наблюдать.
– Аркканцлер желает, чтобы мы все вернулись и остановили эльфов, – сказал Ринсвинд, присаживаясь на стопку из книг. – Он считает, мы можем напасть на них из засады, прежде чем они успеют что-либо сделать. Как по мне, я не думаю, что это сработает.
– У-ук? – спросил библиотекарь, обнюхав бестиарий и отложив его в сторону.
– Да потому что такое обычно не срабатывает, вот почему. Самые блестящие планы – и те не срабатывают. А этот вовсе не блестящий. «Давайте вернемся туда и забьем этих чертей до смерти железными палками» – это, по моему мнению, вовсе не блестящий план. Что тут смешного?
Плечи библиотекаря затряслись. Он передал Ринсвинду книгу, и тот прочитал отрывок, на который он ему указал.
Ринсвинд прекратил читать и посмотрел на библиотекаря.
Это было воодушевляюще. О, как это было воодушевляюще. Ринсвинду никогда не приходилось такого читать. Но…
Он провел в этом городе день. Там были собачьи бои и медвежьи ямы – но и это было не самым худшим. Над воротами он видел головы на пиках. Разумеется, Анк-Морпорк был плох, но Анк-Морпорк за тысячи лет своего существования стал более… утонченным в своих грехах. А это место сильно напоминало скотный двор.
Человек, написавший это, каждое утро просыпался в городе, где людей сжигали живьем. Но он все равно это написал.
«…какое чудо природы человек… как благородно рассуждает… с какими безграничными способностями… как точен и поразителен по складу и движеньям…» [28]
Библиотекарь чуть ли не рыдал от смеха.
– Смеяться тут нечего, это точка зрения тоже имеет право на жизнь, – заметил Ринсвинд и перелистнул страницы.
– Кто это написал? – спросил он.
28
Перевод Бориса Пастернака (прим. переводчика).
– Согласно данным из Б-пространства, автор считается одним из величайших драматургов всех времен, – ответил Гекс со своей полки.
– Как его звали?
– Его собственное написание своего имени противоречиво, – сказал Гекс, – но по общепринятому мнению, его звали Уильям Шекспир.
– Он существует в этом мире?
– Да. В одной из многих альтернативных историй.
– Значит, не совсем здесь, верно?
– Да. Ведущего драматурга в этом городе зовут Артур Дж. Соловей.
– И что, он хорош?
– Он лучший из тех, что здесь
– Ох.
– Ринсвинд! – проревел аркканцлер.
Волшебники собирались в кругу. Они привязали к своим посохам подковы и куски железа, приняв вид высокоорганизованных мужчин, готовых надирать низкоорганизованные задницы. Ринсвинд спрятал книгу в мантию, захватил Гекса и поспешил к ним.
– Я просто… – начал он.
– Ты тоже идешь. И никаких споров. Сундук тоже с нами, – отрезал Чудакулли.
– Но…
– В противном случае нам придется поговорить о семи ведерках угля, – продолжил аркканцлер.
Он знал о ведерках. Ринсвинд проглотил комок в горле.
– Ты же оставишь Гекса с библиотекарем? – спросил Думминг. – Он сможет присмотреть за доктором Ди.
– А разве Гекс не с нами? – сказал Ринсвинд, встревоженный перспективой потерять единственное существо из Незримого Университета, которое, судя по всему, понимало, что происходит.
– Там не будет подходящих аватаров, – сказал Гекс.
– Он имеет в виду, там не будет ни волшебных зеркал, ни хрустальных шаров, – объяснил Думминг. – Ничего такого, что люди могли бы посчитать магическим. Да и людей там не будет, куда мы отправляемся. Поставь Гекса на место. Мы все равно тут же вернемся. Гекс, ты готов?
Круг мгновенно вспыхнул, и волшебники исчезли.
Доктор Ди повернулся к библиотекарю.
– Работает! – воскликнул он. – Великая печать работает! Теперь я могу…
Он исчез. И пол. И дом. И город. И библиотекарь оказался на болоте.
Глава 8
Планета обезьян
«Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем!»
Но смотреть вблизи, как он ест, вы не захотите…
Уильям Шекспир был одной из ключевых фигур, оказавших влияние на переход от средневекового мистицизма к рационализму пост-Ренессанса. Мы и так собирались его упомянуть, но хотелось дождаться его появления в Круглом мире.
Шекспировские пьесы стали краеугольным камнем нынешней западной цивилизации [29] . Они провели нас от противостояния между аристократическим варварством и помешанного на традициях племенного строя к настоящей цивилизации, которую мы сейчас знаем. Но здесь, кажется, присутствует некоторое противоречие, а именно наличие воодушевленной сентиментальности в варварский век. Так получилось потому, что Шекспир жил в критический момент истории. Эльфы искали что-то, способное превратиться в людей, и вмешались в развитие Круглого мира, чтобы наверняка добиться делаемого. Люди суеверны. Но человеческая среда может породить и Шекспира. Пусть и не в этой версии истории.
29
Во время его первого визита в Англию в 1930 году Махатму Ганди спросили: «Что вы думаете о западной цивилизации?» Говорят, он ответил: «Думаю, это была бы неплохая идея».