Наука побеждать
Шрифт:
— Ну, вот опять, — вздохнул майор Криг. — Все вы так себя ведёте, а после жутко обижаетесь, что я на вас гауптмана Вольфа натравливаю. Те, кто жив остаётся. Хотя таких не было ещё ни разу. — Он от души рассмеялся своей неказистой шутке.
Я предпочёл промолчать.
— Поймите, — сказал он, — я человек очень любящий войну. Всей душой. Искренне. Вот только воевать, ходить в атаки, стрелять из мушкета, скакать на лошади, я всего этого не умею. Зато у меня неплохо получается штабная работа, если это можно так назвать. — Майор снова усмехнулся, на сей раз, совершенно непонятно чему.
— Не знаю как вы, герр майор, — ответил
— Grosser Gott! — вскричал майор Криг. — Все вы, молодые офицеры, всех армий одинаковы! Вам бы только в атаку кидаться! Да что бы вы делали без нас, штабных офицеров?! Вы б даже не знали, кто ваш враг и где он!
— У каждого свой род занятий, — не слишком-то вежливо перебил его я. — Позвольте откланяться! Мне надо возвращаться в штаб наших войск.
Я вскочил в седло и поскакал в облако порохового дыма, накрывшего левый фланг нашего войска, под прикрытием которого решил проскочить до нашего холма.
— GlЭckliche Reise! — донеслось мне в спину.
— Danke schЖn! — обернувшись через плечо, бросил я, коротко отдав честь майору.
Я нырнул в зловонное облако и едва не задохнулся. Глаза наполнились слезами, так что я почти ослеп. И теперь ехал практически не разбирая дороги и молясь, чтобы меня вынесло к своим, а не к врагу. Зря надеялся на божью помощь и удачу, не прошло и минуты, как я налетел на знакомых римских кирасир. Они мчались прямо на меня — встречи было не избежать. Вскинув палаш, я устремился на них. Теперь надежды мои были лишь на то, чтобы прикончить хоть пару цесарцев, прежде чем удар вражьего палаша оборвёт мою жизнь.
Перезарядить пистолет я позабыл, а выдёргивать левой рукой второй было очень уж неудобно, потому я полагался только на сталь. Первого кирасира я срубил ударом по голове, лишённой гребнистой каски. Следующие обрушили на меня град ударов, которые я, как успевал, отбивал, однако очень скоро меня достали в правый бок, несколько раз ранили в левую руку, а потом и по голове. Слава Богу, вскользь. Кровь хлынула рекой, попала даже в рот, и я ощутил её металлический привкус. В глазах потемнело, я покачнулся в седле и рухнул во мрак.
(из воспоминаний диакона-гауптмана Коло фон Строззи, командира 2-го дивизиона 3-го Кирасирского полка, о битве при Труа)
Атака по флангу под прикрытием провалилась только Диаволовым — прости меня Господи! — наущением. Сначала мы встретили бесноватого русского офицера, бросившегося на нас с палашом. Надо отдать ему должное, сражался он как мужчина и, скорее всего, ничего не ведал о подлости, которую учинили эти самаэлевы дети, бородатые варвары, казаки. Однако именно он отвлёк нас, из-за него мы не заметили этих проклятых Богом всадников с пиками и лёгкими саблями. Они поражали нас в незащищённые спины выстрелами из ружей и пистолетов, а также разнообразным холодным оружием. Прежде чем наш дивизион успел развернуться для отражения атаки, многие были убиты, ещё больше — ранены. Я выжил лишь промыслом Божиим. Получив несколько ран, я, совершенно обессиленный, рухнул на шею своего коня, который и вынес меня из боя.
— Живой он, Петро Иваныч, как есть живой.
Это было первое, что я услышал, придя в себя. Оказывается, я всё ещё сидел в седле, однако держался в нём исключительно благодаря паре верёвок, которыми был привязан к седлу, и тому, что меня прислонили спиной к холодному стволу дерева. Конь подо мной нервно переступал, отзываясь на грохот пушечных залпов. Меня окружали донские казаки, видимо, те самые, войскового старшины Смолокурова, что зашли цесарцам в тыл.
— Верно, — сказал седоусый казак в летах в мундире с офицерскими витыми погонами, видимо, тот самый войсковой старшина. — А ты, Макарыч, не хотел на него корпию переводить.
— И сейчас скажу, — пробурчал ещё более пожилой казак с сивой бородой, — что зря. Не вытянет он. Вижу. Слишком тяжко ранен. Если его сразу к фершелам отправить, то — да, а так… Помрёт.
От таких слов мне стало весьма не по себе. Быть может, именно из-за них я решил жить. Жить, во что бы то ни стало. Назло всем и вся. Цесарцам, кирасирам, серым немцам и этому сивобородому казаку-пессимисту.
— Ваше благородие, — обратился ко мне войсковой старшина, — ехать можете?
— Могу, ваше высокоблагородие, — усмехнулся я, морщась от боли в раненом боку. Он, кстати, был изрядно перемотан полотном и залеплен корпией, на левой руке также красовались несколько вполне профессионально наложенных повязок. — Я не слишком хороший наездник, но в седле удержусь, не смотря на раны.
— Хорошо бы ещё драться смог, — буркнул сивобородый казак, — а то толку с тебя.
— Хватит ворчать, Макарыч. А тебе, штабс-капитан, я никакое не благородие и не высокоблагородие. Я — войсковой старшина Смолокуров.
— Ясно, войсковой старшина. Я вполне могу и держаться в седле и драться.
— Вот и отлично, — кивнул командир казаков. — Драгуны атаку с минуты на минуту затрубят.
И действительно, не прошло и пары минут, как звонко запели эскадронные трубы. Драгуны пошли в новую атаку на римские порядки.
— Казачки! — вскричал тут же Смолокуров. — Не посрамим Дону родимого! В пики их! В шашки! Бей врага! Руби! За мной!
И казачий дивизион устремился через давно вытоптанный подлесок на сбившихся в тесные каре священных цесарцев и венгров. Их обстреляли драгуны с фронта и казаки с тыла. А после устремились в рукопашную.
— Ходу! — кричал войсковой старшина Смолокуров. — В намёт! Ходу! Бей их пока не очухались!
Я отбил палашом ствол, направленного в грудь моему коню мушкета, и выстрел его пропал втуне. Второй удар я обрушил на голову гренадера, целившего в меня. Гребнистая каска не спасла его. Тяжёлый клинок баскетсворда развалил её на две половины, вместе с головой цесарца.
Казаки насаживали врагов на длинные пики, рубили шашками, расширяя брешь в их построении. Не смотря на это, людская крепость стойко держалась. Гренадеры Священной Римской империи вполне оправдывали всё, что о них говорили. Стойкостью и крепостью они превосходили аналогичные части иных армий Европы. Нам пришлось отступить от их каре, а в спину нам грянул слаженный, хоть и не слишком точный залп.
В итоге короткой, но исключительно яростной схватки в ледяной грязи остались лежать несколько десятков римских гренадер и с дюжину казаков. Дивизион был изрядно обескровлен, и новая подобная атака могла стать для него последней. И, похоже, войсковой старшина отлично понимал это.