Наука побеждать
Шрифт:
Спорить с этим было глупо, я и не стал.
— И вообще, — сказал Ахромеев, — ты человек такой, что сразу видно, не шпион. На лице написано, можно сказать. Видел бы ты того штабс-капитана. Смотреть, честно скажу, не на что. И главное, как он слухи и сплетни сеет, ты бы знал. — Ахромеев даже скривился, будто и говорить об этом продажном офицере ему было неприятно, как о мерзости какой, вроде слизня или мокрицы. — Заделался этаким либералом. С младшими офицерами запанибрата держится, в том духе, мол, все из прапорщиков-подпоручиков вышли, так отчего же возноситься так. Вот в разговорах с ними он и болтает
— Вот, значит, какая история, — покачал я головой. — Когда пойдём к твоему мелкому штабс-капитану?
— Да прямо сейчас, — ответил Ахромеев. — Я только тебя и ждал. Рыбакова контролирует Фрезэр, он в его роте портупей-прапорщиком временно числится. Думаю, втроём мы возьмём Рыбакова без лишнего шума.
— А не проще ли взять взвод солдат и расстрелять подлеца?
— Ничего ты, Суворов, в нашей работе не понимаешь, — криво улыбнулся Ахромеев. — Настроения гуляют по всей армии, думаешь, один только Рыбаков их сеет? Надо же узнать, кто его завербовал, как минимум. К тому же, как ты себе представляешь, приходит взвод солдат, вытаскивает офицера из палатки и тут же на месте расстреливает. Без трибунала, без судьи, без приговора. Как мы будем после этого выглядеть?
Нда, чего взять с дилетанта, вроде меня. Таскает меня с собой Ахромеев, вроде талисмана, на удачу. В данном случае ещё и как подмогу. Пара рук, пистолетов и палаш, знаменитый уже на всю армию.
За такой вот приятной беседой мы и провели дорогу до нужной палатки. Благо, идти было недалеко. В двух шагах от полотняного тента Ахромеев жестом остановил меня, сказав:
— Погоди, погоди. Он сейчас агитировать будет. Отсюда отлично слышно. Рядом с его палаткой обычно солдаты ещё собираются, послушать, но сейчас разбежались, кто-то предупредил, что мы идём.
Я остановился и прислушался к тому, о чём говорят внутри палатки.
— Мы, русские солдаты, своими штыками удержали на троне Бонапартия, — услышал я неприятный голос, как пояснил Ахромеев, это и был штабс-капитан Рыбаков, — теперь вот сажаем обратно его братца. Вот только зачем всё это? У нас турок на юге, швед на севере, немец на западе, а мы воюем против британцев в Испании. Какие у России могут быть интересы здесь? Долг союзника — так и немцы с цесарцами нашими союзниками были, и что. Теперь враги смертные. В спину при Труа ударили.
— Британцы себя не лучше вели, — заметил второй голос, в котором я без подсказки Ахромеева узнал своего бывшего прапорщика. — Они бросили князя Суворова-Рымникского в Швейцарии, где сгинул корпус Римского-Корсакова.
— А с кем воевали тогда Римский-Корсаков и князь Суворов? — напомнил Рыбаков. — Не с французом ли? С Масенной, кажется.
— Воевали французы тогда честно, — возразил третий голос, кого Ахромеев идентифицировать не стал, — в спину не били, не предавали. Воевали как надо. Славно воевали.
—
— Британцы хотят не завоевать, а подчинить себе весь мир, — сказал Фрезэр, — не мытьём, так катаньем, как говориться.
— Оставьте, — отмахнулся от его слов Рыбаков, — это в вас говорит извечная шотландская ненависть к англичанам…
— Дальше, наверное, будет не интересно, — сказал мне Ахромеев. — Агитацию он временно свернул. Пора брать.
Надо заметить, Ахромеев был в корне не прав. Штабс-капитан Рыбаков снова оседлал любимого конька.
— Что бы вы ни говорили, господа, — продолжал он, — а британцы нам не враги. Бонапартий пригрел наших извечных противников поляков, которые только и ждут, как бы перейти границы и ударить нам в спину. Варшавское восстание вспомните, сколько тогда русских погибло. И Юзеф Понятовский сейчас наполеоновский генерал, эскадроны кракуз и улан стоят на наших границах. Мы же дерёмся тут, в Испании, за французские, заметьте, интересы.
В этот момент вошли мы. Ахромеев для театральности в ладоши похлопал и весёлым голосом сказал:
— Мы вовремя, господа офицеры, что за разговоры вы тут ведёте. — А затем уже изменившимся до неузнаваемости голосом рявкнул: — Тайная канцелярия! Штабс-капитан Рыбаков, вы арестованы! За враждебную агитацию в военное время!
— Что это значит?! — вскричал Рыбаков. Оказавшийся именно таким, каким описывал его Ахромеев. Не высокий и не низкий, с неприятными какими-то дряблыми чертами лица, выдающими пристрастие к вину и разврату, и бегающими пальцами карточного шулера. — Суворов, вот уж от кого не ожидал?! Прославленный офицер и вдруг из тайной канцелярии!
— Окститесь, Рыбаков, — отмахнулся я. — Я офицер линейной пехоты, а тут просто помогаю друзьям. Как раз из тайной канцелярии.
— Фи, Суворов, — усмехнулся Рыбаков, — такого я не ожидал от вас.
И он ухватился за рукоять пистолета, но я опередил его, поймав ладонь и сжав в кулак. Рыбаков заскрипел зубами, пытаясь освободить руку, но не сумел. Слаб он был против меня, пристрастие к вину и женщинам в больших количествах, не приводят ни к чему хорошему. В общем, мы быстро разоружили штабс-капитана Рыбакова и с помощью вызвавшегося Фрезэра проводили через пол-лагеря к неприметной палатке из серого полотна. Ахромеев со штабс-капитаном зашли внутрь, мы же с Фрезэром остались снаружи.
— Послушайте, — сам не знаю, зачем спросил я у него, — а откуда у вас такое странное отчество?
— Моего отца звали Мэтчем, — ответил Фрезэр, — но здесь, в России, его имя переделали на Март, так проще произносить и вроде похоже. Так стал я по паспорту Марк Мартович. Кстати, я на правах соотечественника навестил капитана Мак-Бри, мы с ним даже некие дальние родственники по линии дома Ловат, к которому оба принадлежим. Ну да в нашей родословной чёрт ногу сломит, — усмехнулся он и продолжил: — Так вот, капитан Мак-Бри, вы взяли его в плен при Бургосе, если помните, хочет повидаться с вами. Когда узнал, что я ваш знакомец и бывший подчинённый, прямо-таки настаивал на встрече.