Наулака
Шрифт:
Ситабхаи почувствовала, что он вздрогнул, но ничего не сказал.
Из чащи кустов в дальнем конце озера раздался хриплый, лающий кашель, наполнивший горы скорбью, как вода фонтана наполняет чашу. Тарвин вскочил с места. В первый раз он услышал сердитую жалобу тигра, возвращающегося в свою берлогу после бесплодных поисков добычи.
— Ничего, — сказала, не двигаясь, Ситабхаи. — Это только тигр из Дунгар Талао. Я много раз слышала их вой, когда была цыганкой. А теперь, если бы он пришел, вы застрелили бы его, как ту обезьяну, не правда ли?
Она ближе прижалась к нему. Он опустился
Тень тигра неслась по открытому пространству у берега озера так же бесшумно, как несется пух чертополоха в летнем воздухе, и рука Тарвина плотнее легла на выпуклый пояс, ощутив холод его, несмотря на множество складок кисейной одежды.
— Такая маленькая и слабая — как могла бы она носить его? — продолжала Ситабхаи.
Она немного повернулась в его объятиях, и рука Тарвина дотронулась до нескольких рядов ее пояса с выпуклыми украшениями; под локтем он почувствовал большой камень.
Он вздрогнул и с побледневшими губами еще крепче сжал ее талию.
— Только мы двое, — продолжала Ситабхаи тихим голосом, мечтательно глядя на него, — могли бы заставить государство вступить в бой, как двух буйволов весной. Хотели бы вы быть моим первым министром, Тарвин-сахиб, и давать мне совет за занавесью?
— Я не знаю, мог ли бы я доверять вам, — отрывисто сказал Тарвин.
— Я не знаю, могла ли бы я сама доверять себе, — ответила Ситабхаи, — потому что через некоторое время я, бывшая всегда царицей, могла бы оказаться служанкой. Я не один раз доходила до того, что была готова бросить мое сердце под подковы вашего коня.
Она положила ему руки на шею, обняла его и, смотря ему в глаза, привлекла его голову к себе.
— Разве этого мало, если я попрошу вас быть моим царем? — проворковала она. — В старые годы, когда здесь еще не было английских правителей, безродные англичане похищали сердца бегум и командовали их армиями. Они были властителями во всех отношениях, за исключением имени: мы не знаем, когда может вернуться старое время, и мы могли бы вместе вести наши армии.
— Отлично!.. Сохраните место для меня. Я мог бы вернуться и проситься на него, когда устрою дома свои дела.
— Так вы уезжаете, вы скоро покинете нас?
— Я уеду, когда получу то, что мне нужно, дорогая, — ответил он, крепче сжимая ее стан.
Она закусила губу.
— Я должна была знать это, — тихо проговорила она. — Я сама никогда не отказывалась от своих желаний. Ну, что же это такое?
Уголки ее рта несколько опустились, когда ее головка упала на его плечо. Опустив глаза, он заметил усыпанную рубинами ручку маленького ножа на ее груди.
Быстрым движением он освободился из ее объятий и встал на ноги. Она была очень красива в полумраке, с умоляюще простертыми руками, но он был тут совсем не для того.
Тарвин посмотрел ей в глаза, и она опустила их.
— Я возьму то, что у вас надето на талии.
— Я должна была бы знать, что белый человек думает только о деньгах! — презрительно крикнула она.
Она отстегнула серебряный пояс и бросила его. Он звякнул, ударившись о мрамор.
Тарвин не взглянул на пояс.
— Вы лучше знаете меня, — спокойно проговорил он. — Ну, подымайте руки. Ваша ставка проиграна.
— Не понимаю, — сказала она. — Дать вам несколько рупий? — презрительно спросила она. — Поскорее, Джуггут Синг ведет лошадей.
— О, я потороплюсь. Дайте мне Наулаку.
— Наулаку?
— Вот именно. Я устал от пьяных мостов, неоседланных лошадей и головокружительных зыбучих песков. Мне нужно ожерелье.
— А я получу взамен мальчика?
— Нет, ни мальчика, ни ожерелья!
— И вы пойдете утром к полковнику Нолану?
— Утро уже наступило. Вам лучше поторопиться.
— Пойдете вы к полковнику Нолану? — повторила она, вставая и становясь перед ним.
— Да, если вы не отдадите мне ожерелье.
— А если дам?
— Что это? Условие?
Он повторил вопрос, предложенный ему миссис Мьютри.
Ситабхаи с отчаянием взглянула на утреннюю звезду, уже начинавшую бледнеть на востоке. Даже ее власть над магараджей не могла бы спасти ее от смерти, если бы день застал ее вне стен дворца.
Этот человек говорил так, как будто ее жизнь в его руках, и она знала, что он прав. Если у него есть доказательства, он не постесняется представить их магарадже, а если магараджа поверит — Ситабхаи уже чувствовала прикосновение меча к ее шее. Она будет не основательницей династии, а безымянным призраком, исчезнувшим из дворца. К счастью, магараджа в тот день, когда Тарвин обвинял ее во дворе дворца, был в таком состоянии, что не понял его обвинений. Но теперь она беззащитна против всего, что вздумает предпринять против нее этот смелый и решительный иностранец. В лучшем случае он может возбудить против нее неопределенное подозрение индийских придворных, которое нанесет смертельный удар ее планам и вырвет магараджа Кунвара из-под ее власти, благодаря вмешательству полковника Нолана, а в худшем… Она не стала развивать ход мыслей в этом направлении.
Она проклинала жалкую слабость, которая помешала ей убить его, когда он был в ее объятиях. Она хотела убить его в первую минуту их свидания. Она слишком долго поддавалась очарованию чужой воли, более сильной, чем ее собственная; впрочем, время еще не ушло.
— А если я дам вам Наулаку? — спросила она.
— Я думаю, вы сами лучше знаете, что будет.
Бросив взгляд на равнину, она увидела, что у звезд уже не было блеска; черная вода резервуара побледнела и стала серой; дикие утки просыпались в тростниках. Заря была так же неумолима к ней, как и человек. Джуггут Синг в отчаянии подвел лошадей, делая жесты, полные нетерпения и страха. Небо было против нее, и на земле не было помощи.
Она заложила руки за спину. Тарвин слышал, как щелкнула застежка, и Наулака упала к его ногам, сверкая огненной рябью.
Несмотря ни на него, ни на ожерелье, она пошла к лошадям. Тарвин быстро наклонился и поднял драгоценную вещь. Джуггут Синг отвязал его лошадь. Тарвин подошел и схватил повод, пряча ожерелье в карман на груди.
Он наклонился, чтобы ощупать подпругу. Ситабхаи, стоя около своей лошади, подождала еще.
— Прощайте, Тарвин-сахиб, и помните цыганку, — сказала она, протягивая руку над лукой. — Гэ!