Наваждение Монгола
Шрифт:
– Моя жизнь изменилась, когда мама заболела. Я была маленькой и ничего особо не понимала. Мне казалось, что все это временно, очередной грипп. Дети часто болеют и воспринимают это все легко.
Я бегала к ней в комнату и поначалу мама укладывала меня рядом и рассказывала сказки, а я до сих пор помню ее запах. Она пахла малиной и имбирем, а может, это из-за того, что она пила чай с домашним вареньем, которое сама летом и готовила.
По мере того, как рассказываю, маленькие капельки падают на руки, и механически протерев кожу, я понимаю,
– Но лучше ей не становилось, а однажды меня перестали к ней пускать.
Беру нож в руки, рассматриваю, как поблескивает столовое серебро, сжимаю прибор в пальцах до побелевших костяшек.
– Мама угасла быстро, на глазах.
Поднимаю глаза на Монгола, который снисходительно смотрит на оружие в моей руке. Для него это зубочистка и как бы я ни хотела воспользоваться этим ножом, я все же трусиха и не смогу. Мы оба это знаем.
– Это был не грипп. В наш дом зачастили люди, разные, это были врачи, затем отец возил маму по клиникам, но никто не понимал что с ней, а потом сказали, что ей осталось недолго.
– Прекрати, – бескомпромиссный голос и желтые глаза вспыхивают, а мои наполняются слезами.
Смотрю на протянутую ладонь Гуна, изучаю линии, резкие, рваные. Говорят, по ладони человека можно сказать о нем многое, вплоть до предсказания его будущего, но у меня четкое ощущение, что этот мужчина сам кует свою судьбу.
– Отдай мне нож.
Опять приказывает, а я небрежно выполняю, тяну руку и у меня дух захватывает, когда сильные пальцы обхватывают мое запястье, столовый прибор со звоном падает на тарелку, а Монгол дергает меня к себе, заставляет слететь со стула и упасть на его крепкое тело…
– Ох…
Слетает с губ, и я чувствую под рукой мощную грудную клетку мужчины, сердце, что отбивает тяжелый ровный ритм.
Он весь словно резонирует непоколебимостью, силой и я цепенею в его руках, натягиваюсь струной, готовой лопнуть в любую секунду.
Смотрю в тигриные раскосые глаза и словно перестаю существовать на мгновения, окунаясь в его дикую необузданную энергетику.
Проводит пальцем по моей щеке, стирает влагу и запускает руку в мои волосы, тянет за прядку.
– Алаайа…
Выдохом и я спрашиваю робко:
– Что это означает? Это ведь обращение?
Растягивает губы в улыбке. И в этот раз это не оскал и не скупая ухмылка, а в Монголе чувствуется что-то мягкое. И в то же время он словно присматривается ко мне, пытается понять до конца кто перед ним.
– Ты слишком любопытна, невеста. Это просто слово.
– И почему мне кажется, что ты утаиваешь что-то, недоговариваешь? Оно что-то значит, Гун?
– Ничего.
Сужает глаза, а мне кажется, что я тону. Воздух в легких заканчивается, ощущаю, как подпадаю под власть всесильной стихии. Только этому мужчине решать мою судьбу. Никто не спасет. Никто не придет. А такие, как Монгол, не отпускают, пока вдоволь не насладятся агонией.
– Было приятно наблюдать агонию твоего несостоявшегося
– О чем ты?!
– Всего лишь о том, что Айдарову доставлено послание. Мой враг прилюдно был оскорблен.
Кажется, что я действительно вишу на волоске от смерти и эта смерть имеет неимоверно красивые черты, которые я впитываю широко раскрытыми глазами.
Монгол привлекателен ровно так, как может быть красива ядовитая тварь. В природе все яркое является таким – словно несет предупреждение не приближаться, не трогать.
Но ирония в том, что я цепляюсь за широкие плечи, пока его сильная ладонь застыла на моей спине и пальцы прожигают сквозь материю, ласкают и посылают искры по всему телу.
– Маленькая невеста врага. Что же мне с тобой делать, Ярослава?
Вдруг становится жутко от того, как вспыхивают его глаза, как расширяются зрачки и накрывают желтоватый ободок.
Решаюсь, наконец, разомкнуть пересохшие губы и задать вопрос, который гложет:
– Зачем я тебе нужна, Монгол? Зачем держишь, если уже отправил простыню Айдарову?
Глава 18
Застываю в его руках в ожидании ответа. Находиться рядом с этим восточным мужчиной невероятно сложно. Он вызывает смятение. Дезориентирует.
И да. Парадокс. Но он чем-то напоминает Айдарова. Своего врага, которого так рьяно ненавидит. Не могу уловить, чем именно, но если Мурата я боюсь до дрожи, то здесь все иначе и дрожу я совсем по другой причине.
Сложно не поддаться дикой необузданности мужчины, который не переставая буравит меня взглядом.
– Мы сейчас о тебе говорим. Ты почему-то начала рассказывать мне про детство, а меня интересует твое настоящее, Ярослава. Скажем, то, почему невеста Айдарова в ночь перед свадьбой отжигала в клубах как последняя…
Цокает языком и пальцы впиваются в мои позвонки. Монгол обманчиво спокоен. Он напоминает магму, которая кипит в недрах. На поверхности тишь да гладь, а внутри вулкан.
– Я хочу услышать твою версию, Алаайа, продолжай рассказ и не забудь пояснить, почему ушла с левым мужиком в приват-рум.
Дергаюсь. Он ранит словами, оскорбляет, но информация у него верная.
Следил, значит. Пока ждет ответа, вскинув бровь, его пальцы медленно ползут к кромке моего свитера, проскальзывают и ощущаются ожогом на незащищенной коже.
– Я не обязана тебе ничего прояснять!
Рявкаю зло, скрывая, насколько для меня непереносимо видеть осуждение в его глазах. Он считает меня золотоискательницей, каждым своим жестом и взглядом демонстрирует, как именно относится к продавшейся девице, которая, не успев выйти замуж за старика, мчит в клуб, чтобы повеселиться.
К горлу поднимается ком.
– Я сама согласилась стать невестой Айдарова, взамен того, что проблемы семьи решатся. Ты можешь меня за это ненавидеть. Да. Я продалась. Ты это хотел услышать?!