Навеки Элис

Дженова Лайза

— Расскажите, что вы делаете, когда не можете заснуть.

— Обычно лежу в постели и нервничаю. Я знаю, что будет еще хуже, но не знаю когда. Я боюсь, что могу заснуть, а когда проснусь утром, не буду знать, где я, кто я и что должна делать. Я понимаю, что это нерационально, но все время думаю о том, что Альцгеймер убивает клетки моего мозга, только когда я сплю. А когда бодрствую, я как бы на посту и остаюсь прежней. Я понимаю, что все это не дает мне заснуть, но ничего не могу с этим поделать. Я нервничаю, потому что не могу заснуть, а с другой стороны, я не могу заснуть,

потому что нервничаю. У меня даже нет сил рассказывать вам об этом.

Только часть из сказанного было правдой. Она действительно нервничала. Но спала как младенец.

— У вас бывает такое же нервное напряжение в другое время суток? — спросила доктор Мойер.

— Нет.

— Я пропишу вам SSRI.

— Я не хочу привыкать к антидепрессантам. У меня нет депрессии.

Правда заключалась в том, что она действительно была немного подавлена. У нее нашли роковую, неизлечимую болезнь. У ее дочери тоже. Она практически перестала путешествовать, ее лекции, когда-то увлекательные, стали невыносимо скучными, и даже в те редкие минуты, когда Джон был дома, казалось, он где-то за тысячу миль. Так что — да, ей немного грустно. Но это естественная реакция на ситуацию, а не повод прибавить к ее ежедневному рациону еще один препарат с побочными эффектами. И пришла она сюда совсем не за этим.

— Можем попробовать ресторил, по одной таблетке перед сном. Это поможет вам быстро заснуть, длительность сна будет примерно шесть часов, а утром вы не будете чувствовать себя вялой.

— Я бы хотела более сильный препарат.

Последовала долгая пауза.

— Было бы хорошо, если бы на нашу следующую встречу вы пришли вместе с мужем, тогда мы и поговорим о более сильных препаратах.

— Это не касается моего мужа. У меня нет депрессии, я не отчаялась, я понимаю, о чем прошу, Тамара.

Доктор Мойер внимательно изучала ее лицо. А Элис — ее. Обеим было за сорок, еще не старые, обе замужем, с образованием. Элис не знала, какой политики придерживается ее врач. При необходимости она была готова обратиться к другому специалисту. Деменция прогрессировала, она не могла позволить себе ждать дольше. Она может забыть.

У нее был отрепетирован еще один диалог, но он не понадобился: доктор Мойер достала блокнот с бланками рецептов и начала писать.

Она снова была в маленькой комнате для проведения тестов с неврологом Сарой Такой-то. Сара секунду назад представилась во второй раз, но Элис тут же забыла ее фамилию. Плохой знак. Комната, однако, была точно такая же, какой она запомнила ее в январе: тесная, стерильная и безликая. Стол с компьютером «Аймаке», два стула из кафетерия и металлический шкаф для папок. Больше ничего. Ни окон, ни комнатных растений, ни картин, ни календарей. Ничего лишнего, никаких подсказок, никаких ассоциаций.

Сара Такая-то начала с вопросов, которые звучали как начало обычного собеседования.

— Элис, сколько вам лет?

— Пятьдесят.

— Когда вам исполнилось пятьдесят?

— Одиннадцатого октября.

— Какое сейчас время года?

— Весна, но уже чувствуется, что лето на подходе.

— Я знаю, сегодня жарко. А где

мы сейчас находимся?

— В отделении нарушений памяти Массачусетского главного госпиталя в Бостоне, штат Массачусетс.

— Вы можете перечислить предметы, изображенные на этой картинке?

— Книга, телефон, лошадь, машина.

— А что это у меня на блузке?

— Кнопка.

— А на пальце?

— Кольцо.

— Вы можете произнести по буквам слово «вода» в обратном порядке?

— А-д-о-в.

— И повторите, пожалуйста, за мной следующее: кто, что, когда, где, почему.

— Кто, что, когда, где, почему.

— Вы можете поднять левую руку, закрыть глаза и открыть рот?

Она смогла.

— Элис, какие предметы были на картинке, которую я вам показывала?

— Лошадь, машина, телефон, книга.

— Замечательно. А теперь напишите что-нибудь вот здесь.

Я не могу поверить, что когда-нибудь не смогу это сделать.

— Замечательно. А теперь за минуту назовите, сколько сможете, слов на букву «в».

— Вспомнить, всегда, весело, враг, выжить, верх, вдуть. — Она рассмеялась. — Простите за последнее.

«Простите — на „п“».

— Все нормально, я часто такое слышу.

Элис стало интересно, сколько слов она бы оттарабанила год назад и сколько слов в минуту считается нормой.

— Теперь овощи. Перечислите как можно больше.

— Аспарагус, брокколи, цветная капуста. Лук-порей, репчатый лук. Перец. Не знаю, больше ничего не могу придумать.

— И последнее — четвероногие животные.

— Собаки, кошки, львы, тигры, медведи. Зебры, жирафы. Газели.

— А сейчас прочитайте, пожалуйста, вслух это предложение.

Сара Такая-то подала ей листок бумаги.

— «Во вторник, второго июля, в Санта-Ане, Калифорния, из-за пожара был закрыт аэропорт Джона Уэйна, пострадали тридцать пассажиров, включая шестерых детей, и двое пожарных», — прочитала Элис.

Это была история Нью-Йоркского университета, тест на повествовательную память.

— Теперь перечислите как можно больше деталей, касающихся истории, которую вы только что прочитали.

— Во вторник, второго июля, в Санта-Ане, Калифорния, из-за пожара был закрыт аэропорт, тридцать человек пострадали, в их числе шесть детей и двое пожарных.

— Замечательно. Теперь я покажу вам набор карточек с картинками, а вы просто будете говорить, что на них изображено.

Бостонский тест присваивания имен.

— Портфель, фейерверк, телескоп, и'глу, песочные часы, носорог. — «Четвероногое животное», — Ракетка. Стойте, подождите, я знаю, что это. Лесенка для растений? Решетка? Нет. Шпалера! Аккордеон, крендель, погремушка. О, подождите, пожалуйста. У нас на Кейп-Код это есть во дворе. Это подвешивают между деревьями для отдыха. Это не гондола. Горловина? Нет. О господи, начинается на «г», просто вылетело из головы.

Сара Такая-то сделала отметки в своем листе подсчета очков. Элис хотела возразить, что ее ошибка могла быть обычным случаем блокировки памяти, а не симптомом Альцгеймера. Даже с абсолютно здоровыми студентами раз-два в неделю случается такое.