Навеки
Шрифт:
Однако вынужден признать, что в глубине души верил, будто именно мое присутствие заставляло женщин идти вразнос.
Ладно, я плохой актер. И что с этим поделать?
Я вырос в семье ученых. Несколько лет назад услышал чьи-то слова: «Единственное душевное волнение в нашем доме случалось тогда, когда кто-то переворачивал страницу». Точь-в-точь как в моем детстве. Никаких самодельных пистолетов – что бы это ни было, да и мастерят ли их сейчас? Никаких компашек. Ничего, кроме чертовой учебы.
Мы с родителями ужинали вместе,
Некоторые дети выражают протест через наркотики или антисоциальное поведение, но я был не из таких. Однажды отец обронил, что ничего не знает об актерской игре. Я покосился на маму.
– А ты что-нибудь знаешь об актерской игре? – спросил я.
– Ничего, – ответила она.
За четырнадцать лет моей жизни я ни разу не слышал, чтобы родители в чем-то не являлись авторитетами. Рыбалка? Отец написал три статьи о том, как правильно ловить лосося. Он никогда в жизни не брал в руки удочку, но знал в теории все, что нужно знать. А моя мать писала о ремеслах и музыке, хотя ни разу не бывала на ярмарке и не порвала ни единой гитарной струны.
Именно в тот день я и решил стать актером.
Должно быть, я что-то унаследовал от них, поскольку вложил столько же целенаправленных усилий в актерское дело, сколько вкладывали родители в свою работу. Однако мы с ними чуть не распрощались навсегда, когда на предложение посмотреть меня по телевизору они сказали «нет». Решительное бесповоротное «нет».
Наверное, предки ничего не знали о лицедействе, поскольку не хотели о нем знать. И то, что их единственный сын стал актером, не изменило их мнения. Насколько мне известно, родители никогда не видели меня на экране. Телевизором они не обзавелись, а если сходили хоть на один фильм в кинотеатр, мне о таком случае неизвестно.
В конце концов я перестал пытаться произвести на них впечатление и вполне преуспевал в выбранной профессии. Хотя мне довольно-таки поднадоело это дерьмо под вывеской «Линк красавчик», все остальное было тип-топ.
Ужин продолжался, женщины раскрепощались все сильнее, и я оказался в центре внимания. Конечно, они без умолку болтали о моем сходстве с Линкольном Эймсом. Очень забавляло, что я, Линкольн Эймс, притворялся Джейсоном Форбсом, косящим под Линкольна Эймса. Когда клуши начали кудахтать, что я поменьше и не такой мускулистый, как Линкольн Эймс, я даже изготовился скинуть рубашку, чтобы прояснить этот вопрос, но тут Дельфия заявила, что настало время сеанса.
Я взглянул на Дарси, и она ответным взглядом приказала мне сохранять спокойствие.
Не проблема. Легко. Вокруг
У двери в столовую Дарси взяла меня за руку, и я тут же начал успокаиваться. К тому времени как мы заняли свои места вокруг стола в библиотеке, я уже приготовился вытянуть ноги и задремать.
Но мое спокойствие длилось недолго, поскольку смех, который приходилось сдерживать внутри себя весь следующий час, угрожал отправить меня в полет до самого потолка.
Дельфия вела сеанс своим потусторонним голосом. Каждая из шести фифочек за столом хотела связаться с кем-то из загробного мира.
Ради Дарси – не меня – они по очереди рассказали, с кем хотели бы поговорить и почему. Судя по словам, единственной причиной желания установить связь с умершим являлась любовь. Глубокая, глубочайшая любовь.
Дарси в свой черед заявила: «Я просто хочу узнать, куда он спрятал драгоценности». И все рассмеялись. И то, как они хихикали, убедило меня, что у женщин имелись свои низменные причины пытаться связаться с духами.
Одна из вышколенных служанок принесла поднос, на котором стояли крошечные рюмочки с зеленым ликером. Мы все взяли по одной, но когда я потянулся за своей, то увидел, что Дарси смотрит на меня. «Нет, – казалось, говорила она. – Ничего не пей». Поставив рюмку на место нетронутой, я перехватил хмурый взгляд Дельфии.
Спустя несколько минут после того, как дамы опустошили свои наперстки, они обмякли. Наверняка, их одурманили, чтобы сознание оставалось затуманенным в течение предстоящего шоу. Свет был притушен, мы взялись за руки. Шоу началось.
И это было отпадное шоу. Самое неудачное из всех провальных представлений, которые я когда-либо видел. Дельфия позвала своего проводника в мире духов, но ничего не случилось. Она посмотрела прямо на полку с книгами, где, как я знал, находился неработающий проектор, и нахмурилась. «Может, следует рассказать ей о ботоксе», – подумал я.
Мы сидели в потемках уже сорок минут, но вообще ничегошеньки не происходило, и меня душил смех. Скорее всего, когда Дельфия разберется, что случилось с ее оборудованием, то сразу поймет, на кого кивать. Но ни к чему портить вечер, печалясь о завтрашнем дне.
– Сегодня я ничего не слышу от духов, – наконец в отчаянии проскрипела Дельфия, похоже, готовая распустить группу.
Дарси крепко держалась за мою руку.
– Возможно, Нарцисса могла бы попытаться, – пролепетала она.
– Я? – всхлипнула Нарцисса, и готов поклясться, что она с трудом сдерживала смех. Пышечка, должно быть, знала о проекторах и проводах, и поняла, что Дельфию подвела аппаратура. – Я ведать не ведаю о загробном мире.