Наводящие ужас
Шрифт:
– Лучше помогите моему напарнику извлечь эти руины империи из рамы.
Громила, всецело поглощенный созерцанием убитой женщины, даже не обратил внимания на живого, который болтался в оконной крестовине, безучастный ко всему на свете. Переведя взор влево, парень хмыкнул, открыл было рот, но вовремя осекся. Сделал два шага вперед, изучил положение вещей.
– Распрямите его!
– скомандовал великан Греэру.
– Теперь понемногу, осторожно, вытягивайте... Вот так... Ноги повыше... Я поддержу.
Предоставив им разбираться с увечными
– Держи народы под прицелом, - бросил я Антонии, сгибаясь и вороша махровую ткань.
– Да не беспокойтесь, я наготове, - сказал Чарльз. Покопавшись, я обнаружил оружие. Поднял его - и услыхал предостерегающий вопль мексиканки.
Пистолет Мэйсона был направлен прямо на меня, Антония пыталась метнуться в сторону юного подонка, сбить ему прицел - но верзила с кошачьим проворством кинулся на нее (предварительно определив бесчувственного сотоварища посреди ковра), и отвесил девушке ощутимую оплеуху. Второй раз в течение одного и того же вечера я нырял на пол, стараясь уйти от пули.
Тщетно.
Расстояние было ближе, и преимущество внезапности оказалось отнюдь не на моей стороне. Здоровенный удар по левой части черепа взорвал перед моими глазами вспышку ослепительно белого света. Непонятные мурашки побежали по всему телу. Я запоздало различил грохот выстрела, шлёпнулся, разобрал, как торжествующий мальчишеский тенорок завопил:
– Будьте здоровы, мистер Коди!
Черная пелена обволакивала меня с неудержимой настойчивостью, точно приливная волна о берег билась. Я старался только не потерять сознания полностью, удержаться на краю бытия хотя бы столько времени, сколько было нужно для ответного хода...
Ох ты, подонок сопливый!.. Дождался-таки...
Следовало воздать по заслугам; надлежало заплатить по счету - это правило нам вдалбливали годами; оно сделалось почти второй натурой. Никто не убивает истребителя безнаказанно. Если истребитель способен хоть пальцем шевельнуть...
Никто не бессмертен; и мы не составляем исключения. Только если помирать - так с музыкой! Пускай сукины дети платят за потеху!..
Разумеется, щенок подошел полюбоваться первой своей жертвой. Потом, конечно, помчится в ванную, и блевать примется: подобное боевое крещение кончается однозначно. Боги бессмертные! Мэтт Хелм, знаменитый профессионал, гроза всех разведок недружественных, нейтральных и союзных, попался на крючок поганого любителя! Маменькиного сынка, безутешно оплакивавшего любимую родительницу и безуспешно пытавшегося отомстить за нее... Впрочем, как явствовало из последних событий, не совсем безуспешно.
– Сто-ой!
– завизжала женщина, чей голос был отдаленно знаком.
– Нет, не стреляй! Идиот, говорю тебе, это другой человек!
Чей-то ботинок пнул меня в ребра, перевернул на спину. Правая рука повиноваться отказывалась; правый бок еле-еле ощутил удар, но не беда. Нас не случайно учат орудовать левой...
Дозволив подонку насладиться открывшимся зрелищем, уже уверенный, что Джо не позволит ему выстрелить вторично, я увидел над собою не одного Мэйсона Чарльза, как следовало ждать, а сразу двух. Оно и понятно: фокусировка зрения расстроилась. Получается, заработал сотрясение мозга... Но это уже не играло роли.
Я просто закрыл один глаз, получил единичное изображение, выдернул из-за пояса курносый револьвер и отчаянным усилием надавил гашетку.
Глава 18
Я очнулся пристегнутым к непонятному снаряду, который сотрясался и летел вперед сквозь нескончаемую темноту. Я перепугался, не зная: царит темнота вовне меня или же начинается где-то внутри. Не видно было ни зги. Череп разламывало болью. Затем окружающий мир озарился быстрым всплеском света, грянул оглушительный вой, и все опять погрузилось во мрак.
Встречная машина.
Слава Богу, я не ослеп.
– Эти проклятые трейлеры считают, будто шоссе принадлежит им!
– сказал недовольный женский голос. Я признал голос. Кажется, его обладательницу звали Жозефиной. Понятия не имея, что она творит в летучем снаряде, я начал даваться диву: а что, собственно, я в нем позабыл? Кажется, тихо-мирно отдавал концы на ворсистом ковре мексиканского мотеля - и, на тебе, прошу любить и жаловать... Но эту задачу лучше было отложить на потом.
Олух, олух, олух! Дозволил зеленому юнцу оставить при себе пистолет! Если болван позволяет подозрительной личности шляться с оружием в руках, пуля причитается болвану по справедливости.
Кто-то, заметил я с изумлением, вернул мой смит-и-вессон за брючный ремень, туда, где и положено обретаться револьверу честного, разумного истребителя. Причислять себя к оным после всего случившегося было бы самонадеянно... И все же револьвер оставался на месте.
Я с трудом открыл глаза.
Машина была моим собственным "субару" - по крайности, врученным мне во временное пользование. Я различил освещенную приборную доску, с удовольствием отметил, что количество огоньков остается прежним: значит, эффект раздвоения окончился. В правом боку по-прежнему шныряли мурашки, но вовсе не такими несметными роями, как вначале.
Я осторожно пошевелил пальцами ног. Пальцы послушались. Равно как и пальцы рук. Разумеется, играть на рояле сонату Моцарта я не взялся бы - если Моцарт писал сонаты, в чем отнюдь не уверен. Да и на рояле отродясь не бренчал. Но все же приятно было удостовериться: тело повинуется импульсам, идущим из подвергшегося нежданному сотрясению мозга.
Надо мною склонилась женская фигура.
– Попал?
– прохрипел я почти невразумительно. И обрадовался: еще и говорить не разучился! Женщина тряхнула головой: