Навсегда
Шрифт:
Зара с отвращением смотрела на старого человека, сидящего перед ней. «Нет, не человека! — подумала она. — Человека — слишком сильно сказано. Жалкое, ссохшееся, дряхлое подобие человека!»Она резко откинулась назад, стул под ней жалобно скрипнул. Ей хотелось отдалиться от этого существа, от отвратительного запаха старости, исходившего от него. «И как я могла считать его своим другом?»— думала она.
И теперь, вдобавок, он еще подтвердил чьи-то подозрения. Но
Она смотрела вдаль, мимо старика, мимо роскошных колонн. В ложе напротив кто-то разглядывал ее в театральный бинокль. Люди, стоявшие в центральном проходе, как по команде, обернулись и уставились на нее. Величественный, украшенный золотыми кистями темно-бордовый занавес недобро волновался, словно кто-то — или что-то? — позади него подкрадывался — все ближе и ближе… Зару передернуло. Зло окружало ее, оно было везде, и прежде всего — оно сидело в образе этого Иуды прямо перед ней.
— Борис, — Зара сложила руки на коленях — Мне кажется, тебе следует рассказать все с самого начала.
— Да-да! — ответил Губеров, с готовностью хватаясь за тонкую ниточку признания, как будто она могла спасти уже порванные узы дружбы. Плаксивым, ноющим тоном, который безмерно раздражал Зару, он рассказал о посетительнице, назвавшейся Вирджинией Уэссон.
Зара молча слушала старика. Как презирала она его! Его внезапное, почти детское желание рассказать обо всем, облегчить душу, вымолить у нее прощение, как будто она была его духовником. Да, все в нем было отвратительно: эта обезьянья челюсть, этот русский акцент, который когда-то нравился ей, казался забавной экзотикой, а сейчас действовал на нервы. Эти дурацкие причуды: идиотские золотые запонки в виде рояля, эти маленькие медальки, гордо прикрепленные к лацкану, — как будто ему необходимо было подкрепить свою славу пианиста этими побрякушками. Да как она могла столь долго выносить его дружбу? Зара отвела глаза, не в силах больше переносить этого омерзительного зрелища.
— …Взяла фотографию, шарф и ушла, — закончив рассказ, Губеров замолчал.
Теперь Зара метала в него вопросы:
Какого цвета у нее волосы? Глаза? Рост?
Ответив на все ее вопросы, Губеров выкрикнул:
— Поверь мне, Зара! Она уже знала все! Я не сказал ей ничего такого, чего она бы не…
— Да, но ты подтвердил, что я жива, Борис, — злобно прошипела Зара. — Как же ты мог, Борис, как ты мог?
— Зара… — Старик, всхлипнув, молящим жестом дотронулся до рукава Зары, как будто это была туника святого.
Зара отдернула руку. Губеров снова заплакал.
— Не держи на меня зла за это! Пожалуйста, Зара!
Зара презрительно оттопырила губу и обдала его уничтожающим взглядом. Ей даже нравилась его униженность, она наслаждалась тем, что за эти минуты он как будто постарел еще на несколько лет, еще больше сморщился, ссохся. Затем, снова приняв свой обычный царственный вид, она обернулась к Эрнесто.
— Если эта Вирджиния Уэссон и Моника Уилльямс одна и та же женщина… — начала она на безупречном португальском, легко переключившись со столь же безупречного итальянского.
—
— Все это очень легко поменять, Эрнесто. Уж мыто с тобой знаем это лучше, чем кто-либо… — Зара замолчала, досказав остальное горькой улыбкой. — Нам надо немедленно возвращаться на яхту. Да. Нужно срочно выяснить, не являются ли Моника Уилльямс и Вирджиния Уэссон одним и тем же лицом. — Она нащупала рядом с собой украшенную драгоценными камнями миниатюрную сумочку в форме бабочки и стала подниматься.
Взяв ее за руку, Эрнесто спокойно усадил ее обратно.
— Подождем, пока кончится антракт. Тогда нам не придется продираться сквозь толпу.
Он обернулся к Валерио.
— Полковник! — Эрнесто перешел на английский.
— Да, сэр! — полковник сделал шаг вперед.
— Позвоните шоферу. Пусть он подгонит машину к подъезду. Позвоните пилоту. Скажите, пусть немедленно начинает готовиться к вылету.
— Куда? Куда вы собираетесь? — жалобно спросил Губеров.
— Мы, — резко ответила Зара. — Мы уходим, и ты идешь с нами. У нас на яхте живет американка. Нам надо знать, не та ли это Вирджиния Уэссон, которая навещала тебя. — Саркастическая усмешка искривила ее губы. — Я надеюсь, это не причинит тебе неудобств?
Через десять минут черный лимузин уже мчался по темным улицам в аэропорт.
23 Капри
Стефани забыла, что Джонни всегда любил демонстрировать свое превосходство. И теперь она была страшно раздражена. Она не хотела делиться с ним информацией, добытой с такими огромными трудностями, с риском для жизни. Пришлось избрать единственно возможную в этой ситуации тактику: она говорила холодно-отчужденно, уклоняясь от прямых ответов. Эта манера бесила Джонни.
— Из тебя вытянуть что-нибудь — это как какой-нибудь чертов зуб драть.
Тряхнув головой, она холодно ответила:
— Спасибо. Я воспринимаю это как чертов комплимент.
И они пристально посмотрели друг на друга.
Джонни отвел глаза первым. Он решил, что нет смысла обострять и без того напряженный разговор — ситуация и так была достаточно неприятной.
— Единственное, что я хочу знать, — сказала Стефани после того, как ему удалось выдавить из нее еще несколько капель информации, — как ты прознал, что я жива-здорова?
Он самодовольно улыбнулся.
— Ты думала, что очень хорошо заметаешь следы?
— Джонни, прекрати! Я напоминаю: мне через несколько минут надо уходить.
— Ну ладно, ладно! — Голос его стал мягче. — Тебя выдал Сэмми.
Она так резко повернулась на каблуках, что ему показалось, что из-под ног сейчас посыпятся искры.
— Дядя Сэмми? Мойдядя Сэмми?
— Ну, он не специально это сделал, — признался Джонни. — Он, конечно, разыграл спектакль, но не настолько талантливо, чтобы убедить меня в твоей… э-э… безвременной кончине.