Найди сердце королевы
Шрифт:
– О’кей, чувак, давай! – Нейт пожимает другу руку, хлопает его по плечу. – А пока я, как всегда, остаюсь с девочками, получается?
Лэнс не отвечает, вместо этого надевает солнцезащитные очки, готовясь выехать на дорогу вновь. Но я уже этого не вижу, потому что иду к дому, дверь в который мне любезно открывает Нейт с привычной для него глупой улыбкой.
Немного надо для того, чтобы сойти с ума от волнения. И Гай понимает это чувство, как только раскрывает глаза.
Голова
Гай оглядывается и всё сразу понимает.
Его посадили на стул в кабинете отца. В месте, в котором ему впервые пришлось убить человека, сидящего перед ним на коленях и молящего о пощаде.
Гай помнит всё в деталях до сих пор.
Огромные шкафы, сверху донизу забитые книгами, образуют высокие стены. В пустых пространствах на полках стоят семейные фотографии в рамках. Комната мрачна и вместе с тем очень красива. Здесь пахнет дорогой мебелью, дымом от сигар и, вероятно даже, чуточку чужой кровью, которая могла остаться после того, как Вистан наносил удары очередному предателю или должнику, с которым предпочёл разобраться лично. Кожаное кресло стоит у рабочего стола, уставленного статуэтками и стопками бумаг.
Гай шевелит руками. В принципе, ему ничего не стоит выбраться, нужно лишь дождаться подходящего времени для этого. А сейчас оно ещё не наступило.
Вистан входит в свой кабинет тяжёлыми и грозными шагами, и при этом ему удаётся выглядеть поразительно спокойным. Словно ничего такого не произошло.
Гай сжимает кулаки, стискивает зубы и таращится на отца в полутёмной комнате. Все движения мужчины плавны и строго отточены.
– Что мне с тобой делать, сынок? – спрашивает Вистан. – Можешь выбрать себе участь самостоятельно. Я разрешаю.
У Гая вдруг откуда-то берётся смелость, когда он спокойно спрашивает:
– Думаешь, наручники смогут меня удержать?
– Нет, не они. – Отец легонько улыбается. – Но вот охрана снаружи у дверей – вполне.
Нет оснований не верить в то, что вход действительно охраняется.
Парень бросает взгляд на окна: плотные чёрные шторы с золотистой вышивкой задёрнуты, лишая возможности выглянуть на улицу. Предусмотрительно. Одна из любимых пыток Вистана – бросить жертву
Но снаружи слышится музыка. Вероятно, молодые гости уже, как и планировалось, собрались на лужайке и вовсю кружатся в весёлых танцах.
– Сколько я тебя помню, щенок, ты горел желанием отомстить за свою мать, – заговаривает Вистан. Его голос, кажется, с лёгкостью разрезал бы сына на кусочки, если бы звуки могли воздействовать на человека таким образом. – Или тебе нужно напомнить, что именно её отец сделал с Натали? В каком состоянии было её тело в тот день. Напомнить?
Гаю не нужно напоминать, ведь он собственными глазами видел её тело в тот день. Уже начавший гнить, сгоревший и неузнаваемый кусок плоти, когда-то являвшийся красивой женщиной. Любящей матерью. Эта картина до сих пор всплывает в его кошмарах по ночам.
– Что же случилось? – Отец вглядывается в черты лица собственного сына, словно именно на нём написан ответ. – Как же ты мог предать собственную мать? Разве она недостаточно тебя любила?
– В том, что ты приказал мне сделать, не было справедливости, за которой ты так гнался. – И хотя внутри всё болезненно сжимается от горечи, Гай пытается говорить сурово. Наручники на его запястьях издают лязг.
– Да? Это почему же?
– Каталина не виновата в том, что сделал её отец. Ты должен оставить её в покое.
Вистан разражается хохотом. Вполне ожидаемо от безжалостного убийцы, движимого одним лишь желанием – уничтожить как можно больше людей.
– Да. Девчонка ничего не сделала своими руками. – Он кивает, будто согласен со всем, что сказал сын. – Но всё-таки лучше считай её предметом, неодушевлённой вещью, которая должна быть принесена в жертву во имя чести. А честь свята для всей нашей семьи, ты прекрасно это знаешь.
– Можно поступить иначе, – выдаёт Гай, на этот раз в голосе звучит злость.
Вистан решает, что сын намекает на убийство самого Кормака О’Райли. Может, он даже прав, когда так думает.
– Нет, – тем не менее качает головой Вистан, – другого выхода нет. Убийство её папаши не будет считаться законченным делом. Он должен страдать, равно как страдали мы в своё время. – Наклонившись к лицу Гая, он тычет его в грудь, произнося: – Я – глава «Могильных карт». Я не оставляю людей, перешедших мне дорогу, невредимыми: будь то физический вред или моральный.