Найти и обезвредить

Иванов А.

Его приезд для Жоссе был неожиданным. Тот не знал Гуляева и поэтому предложил встретиться после того, как обсудит свои дела с Погорским и Кретовым. Видимо, капитан надеялся получить у них информацию о посетителе, прежде чем вести с ним деловой разговор…

Вспоминая чаепитие у Василия Васильевича Смиренина, Гуляев невольно улыбнулся и подумал, что, как только вернется домой, начнет свой доклад с обеда у Жоссе. На этот раз капитан, радушно принимая его у себя дома, не пожалел ничего, чтобы завоевать гостя на свою сторону. А как сервирован был стол и какая черноглазая турчанка в легком воздушном одеянии, напоминающая былых невольниц гарема, подавала

блюда! Она, как в сказке, молчаливо появлялась с подносом и, украдкой посмотрев на хозяина, тут же исчезала, не смея поднять глаза на гостя. Наверное, таков был наказ Жоссе, а может, хозяин рассчитывал заинтриговать гостя этой обстановкой.

Капитан предложил выпить по случаю приезда по рюмке «Мартеля». Потом они пили кофе по-турецки, курили пахучие турецкие сигары и вели неторопливую беседу, восседая на турецком, разумеется, диване.

Жоссе говорил о том, что приезжавший в Константинополь мсье Бабич не совсем сговорчивый человек, больше имел дело с монархистами, чем с ним.

— Это вполне понятно, так как мы являемся представителями политической организации, поддерживающей связь с монархическим центром, — сказал Гуляев.

Жоссе, видимо, согласился с этим разъяснением, однако сказал, что монархисты обязались снабжать его разведывательной информацией из России, но он хотел бы ее получать сам, а не из рук Погорского. Об этом был разговор и с Бабичем. Гуляев теперь догадывался, почему Кретов настойчиво предлагал ему обязательно побывать у Жоссе.

— Эмигранты — народ особый, — сказал Гуляев. — Когда мне приходится с ними встречаться, я никак не могу понять, где я нахожусь. Как на другой планете. Они сами этого не замечают, а со стороны особенно видно, насколько они далеки от понимания действительности в Советской России. Чувство реальности покинуло их, вероятно, в тот момент, когда берега Крыма и Кавказа скрылись за бортом парохода, на котором они прибыли сюда. Мне уже не раз тут приходилось слышать, извините, бесконечно нудные споры о восстании против большевиков. Видимо, сам разговор на эту тему доставляет им удовольствие.

— У кого что болит, тот о том и говорит, вы что, не знаете? — улыбнулся Жоссе, довольный самим собой и своим знанием русского языка.

— Знаю. Ждать восстания — это же, по меньшей мере, несерьезно, даже наивно. Кто будет свергать сейчас большевиков в России? Рабочие? Нет. Крестьяне? Тоже нет. Они получили землю. Начинают объединяться в кооперативы. Белое движение разгромлено. А его последние представители бежали из России. Они здесь, — взглядом обвел богато убранную комнату Гуляев. — Кто же возглавит восстание в России? Вот я и приехал, чтобы разобраться в этом вопросе. Своими глазами увидеть и своими ушами услышать эмиграцию, чтобы рассказать об этом дома.

— Ваши рассуждения тоже однобоки, — заметил Жоссе.

— Думаю, что мне нужно быть с вами предельно объективным. Если я буду подстраиваться под чьи-то пожелания видеть все в розовом свете, то вы не получите объективной информации.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Я позволю себе в двух словах остановиться на таком излюбленном коньке эмиграции, как рассуждения о любви к Родине, к России. Но Россию в России любят не меньше, чем в эмиграции. Почему-то эмиграции хотелось бы изобразить дело так, что только они, эмигранты, питают высокие чувства патриотизма. Это надуманное. Народ России остался в России. Народ — контроль патриотизма. Эмиграция за границей по сравнению с народом ничтожно мала. Ноль, ноль, ноль процента. Эмигранты любят повторять, что большевики все

разрушают. Это слишком примитивное суждение. Большевики создают новое на месте старого, разрушенного. Другое дело, что их новое не всем нравится. Это большевики тоже знают. И они учитывают это в своей политике. Эмигранты, и прежде всего рядовые казаки, здесь ждут «чуда». И живут этим чудом. Оно заключается в двух словах: «домой поедем». Но проходит время, а никто никуда не едет. Вот что самое страшное для эмиграции. И просвета не видно.

— Вы должны понять эмигрантов. Они все время в воображаемом бою, — сказал Жоссе.

— Из-за обреченности своего положения?

— Не только. Среди казачества появились тенденции к политическому самовыражению. Это проявляется в создании разного рода союзов и организаций.

— Сомневаюсь. Может, среди бежавших офицеров, чиновников, купцов, представителей политических партий и возникают политические дискуссии, но среди казачества — вряд ли. Казачество осталось дома, в России — на Дону, на Кубани, на Тереке. То, что здесь, сами понимаете, горсточка, капля в море. У казака ведь всегда конь и шашка на уме, — решил смягчить разговор Гуляев. — Его уклад потревожила революция. Не все довольны ломкой. Вот мы и пытаемся воспользоваться этим.

Памятуя инструктаж Смиренина, Гуляев смело вступал в беседы с эмигрантами и с капитаном, чтобы и при выполнении своей трудной миссии защищать дело Советской Республики.

— Мне кажется, что все, что здесь пишется, бьет по самой же эмиграции и по тем, кто об этом пишет, — продолжал Гуляев, не давая опомниться Жоссе.

— Например?

— Бросилась в глаза статья «Большевики накануне краха», о том, что уже наступила катастрофа, что все скоро рухнет. Это крайности. А чем ближе к краю, тем дальше от истины.

Жоссе тем не менее нравились независимые суждения Гуляева. До них, как он отметил про себя, сам не додумался бы. Капитан хотел установить с Гуляевым деловой контакт, но не решался сразу предложить сотрудничество с французской разведкой.

Смиренин и Крикун наказывали Гуляеву быть начеку как с представителями монархического центра в Константинополе — Погорским и Кретовым, так и с капитаном Жоссе, предупреждая об осложнениях и тем самым о расшифровке.

— Погорский и Кретов занимают солидное положение в монархическом центре, с ними считается наша организация, поскольку она того же направления, — на всякий случай подчеркнул их авторитет Гуляев. — Через них мы связаны с вами.

Жоссе признавал, что это так, но опять вернулся к тому, что материалы получает не из первых рук, а это его не устраивает. Капитана, видимо, сильно задевало то, что монархисты не все ему показывают. Он твердил Гуляеву, чтобы все материалы поступали прямо к нему. Гуляев тактично отсылал его решать эти вопросы с монархистами.

— Мне поручено договориться с Погорским по политической линии. Если не договоримся, то придется искать непосредственные связи с парижским центром, а может, с атаманами Улагаем и Вдовенко.

— Рвать с Погорским я вам не советую. Имейте в виду, что он человек с авантюристической натурой. Если увидит, что вы против него, то он может устроить вам пакость. Спровоцирует перед большевиками — заявит в Советское посольство: что на Северном Кавказе, мол, есть подпольная организация, и вас всех арестуют.

Гуляев возмутился и высказал недоумение — кому же можно верить в этом мире, если люди, к которым он приехал, рискуя жизнью, способны на такое…

— Мсье Гуляев, успокойтесь. Верьте мне. Я ваш друг.