Найти шпиона
Шрифт:
Уж лучше бы в самом деле забыл, подумал Юра. Или не знал – еще лучше. Вот-вот.
С Машей из газетного киоска он больше не виделся, сигареты покупал в продуктовом магазине на Старой площади. Девушки с необъятной грудью, похоже, останутся белым пятном в его сексуальной географии.
В первые дни после той встречи в метро он дважды набирал телефон Шуры, но так и не решился дождаться хотя бы первого звонка. Что бы он ей сказал? Да наверняка ничего такого, за что преподаватель этики Беатриса Карловна могла бы его похвалить. Ему тогда словно под дых врезали. Была еще шальная мысль подкараулить у Шуриного подъезда того кудрявого красавца, приложить его носом
В конце концов, он нашел две мебельные стяжки подходящего размера, гайки, и даже латунные заклепки откопал среди хлама – они прикроют сверху гайки, и все будет не только функционально, но и эстетично.
Вот так. Теперь наступило как бы затишье. Эпизод в метро постепенно забывается, а броситься с головой в ночную жизнь на поиски молодых сисек (пардон, Беатриса Карловна) мешает работа. Оно и к лучшему, пожалуй.
Рогожкин освобожден из-под стражи месяц назад, с тех пор дело не продвинулось ни на шаг. Точнее, шаги были, но в обратную сторону. «Пылесос» из нескольких оперов, отработавших оренбургские архивы ракетных войск, архивы КГБ и архивы Кубинского училища, выдал некоторое количество личных дел, которые каким-то боком могут иметь отношение к закладке сканера в Дичково в 1972 году. Именно каким-то боком, поскольку никто из них не являлся курсантом ракетного училища, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Двенадцать дел, двенадцать фамилий. Кто-то накануне событий поселился в Коршунихе, ближайшем населенном пункте от полигона, кто-то, наоборот, съехал оттуда сразу после событий; был еще старшина, отслуживший в Дичково четыре года и в августе 1972-го подавший рапорт о переводе в другую часть; был целый ряд военных и гражданских специалистов из Москвы, командированных в Дичково для устранения неполадок в работе топливной системы новой серии ракет, они прибыли на полигон в тот же период…
Но все это оказалось пустышкой. Вчера Юра собственными руками отсеял последнего кандидата – того самого старшину, который, как оказалось, закрутил бурный роман с буфетчицей, женой одного из офицеров, и после того, как его застигли на месте «преступления», вынужден был с позором удалиться из части. В рапорте, подписанном, кстати, в день подачи, об этом, естественно, ничего не говорилось. Как и о сломанном носе старшины, и о его странной походке «вприсядку», и тем более о молодой офицерской жене, которую через сутки вертолетом отправили в Оренбург с сильнейшим сотрясением мозга… Вот где был и состав, и мотив, и все что угодно. Только это никак не касается интересующего нас дела.
Итак, отсеялись все, кроме «дичковской тройки» Семаго – Катранов – Мигунов. Возможно, еще Дроздов. Копать следовало здесь, больше негде. «Пылесос» отработал и в этом направлении: личные дела, характеристики, родственные связи. Но как копать железобетон? Как его подковырнуть? Катранов с Мигуновым – всегда были на лучшем счету, первоклассные спецы, и проверки неоднократно проходили, одного в командировке в Австрии даже под контрольное наблюдение брали – все чисто! Семаго – ну, раздолбай, было у отца три сына, что называется… ни с того ни с сего вдруг бросил военную службу, ушел в бизнес. Так ведь за это не привлечешь к ответственности.
Московской родни ни у кого нет, завмаги, завхозы, сколько-нибудь значимое начальство, большие оклады,
Правда, семнадцатилетний оболтус Катранов вместо того, чтобы придумать четверостишие на тему «Чувства» по английскому языку, прочел на лекции куплет из «Fever» Элвиса Пресли, выдав его за собственное сочинение. Преподаватель, старая безмозглая дева, сперва чуть не спятила от восторга и поставила ему зачет «автоматом», а когда обман случайно вскрылся – устроила скандал, потребовала тщательного разбирательства и т. д. и т. п. Все закончилось на уровне учебной группы, ничего серьезного, полторы строчки в протоколе заседания: «курсанту Катранову указано на необходимость более тщательной подготовки к занятиям по английскому языку».
Ну и?
Пацан схитрил, ясное дело. Многие советские юноши наизусть знали тексты Элвиса, Леннона – Маккартни, и даже скандальных «Слейд», которые не утруждали себя заумными метафорами, могли и «по матушке» приложить… Истинной причиной скандала стало то, что он процитировал не Кольриджа, не Стивенсона – при таком раскладе обман, скорее всего, и не раскрылся бы никогда, – а именно «певца растления», «марионетку западной поп-культуры»… И то, что уже сорокадевятилетний Катранов «твист-нарезку» на банкете выдавал, тоже к делу не подошьешь.
Или преподаватель была все-таки права? Разглядела что-то в нем?
Ладно. Есть еще жены: Катранова, Мигунова, Семаго. У всех ранние браки, в интересующий нас период они уже были знакомы со своими будущими мужьями.
Светлана Мигунова, дикая красотка из шахтерской глубинки, студентка иняза, ныне завкафедрой английского языка в «Бауманке», неплохой переводчик… Никаких комментариев. Пусто.
Варвара Семаго. Варвара – это уже кое-что, подружку завербованного в 1972 году курсанта тоже звали Варварой. Но – «…анемичная, покорная…» – такая вряд ли вскружила бы голову даже неопытному юноше. Может, она изменилась за эти годы? Жизнь пристукнула? Нет ответа.
Ирина Катранова. Москвичка, что неплохо. Дочь обеспеченных родителей: папа – начальник строительного управления, выпускница Политеха, отличница. Насчет внешних данных судить трудно. Сейчас это – сдобная ухоженная дамочка, возможно представляющая интерес для пятидесятилетних и далее мужчин. Какой она была в те далекие годы – неизвестно.
Вот если бы этих троих каким-то образом сплавить воедино, скрестить между собой: красотка, Варвара, москвичка – получилась бы просто идеальная картина!
О связях покойного Дроздова с девушками ничего толком разузнать не удалось. На адрес училища к нему приходили письма из Владимирской области от некой Валентины Скобцевой. Проверяющий входящую почту особист однажды обратил внимание на фото девицы в раздельном купальнике, вложенное в письмо, и изъял его, посчитав фото бесстыдным. Мама родная, неужели невинные раздельные купальники в те времена казались крамолой?
Вот и все, что имеется. Ни единого серьезного пятна в биографии бывших курсантов, кроме одного-единственного факта, что – да, хлопцы красили эту злосчастную статую летом 1972-го.