Найти свой остров

Полянская Алла

– Ника…

Это Димка. Она повернула к нему голову, но как сделать, чтобы он не увидел то, что видеть ему совершенно не нужно, – рану на ее лице?

– Ника, там еда готова, сейчас мы будем тебя кормить. – Димка садится на ее кровать. – Болит?

– Ага…

Он вздыхает. То, что произошло в последнее время, совершенно перевернуло привычный уклад их с отцом жизни, раз и навсегда налаженной когда-то матерью. И, попав в этот дом, в водоворот непонятных событий, Димка понял, что здесь совсем другая жизнь – в этом доме изначально был какой-то свой уклад,

своя жизнь, совсем непохожая на их собственную, но в одном было сходство: Марек, как он отца, опекал свою мать, потому что она иногда забывала сама о себе заботиться.

– Смотри, у меня на руке такая же штука. – Димка показал свое запястье. – У Марка тоже такая есть, и у моего папы. Как это можно объяснить?

– Не знаю, малыш. – Ника озадаченно смотрит на свое запястье. – Моя мама говорила, что эта штука появилась у меня, когда я в детстве сломала руку. В общем, что-то там с травматическим шоком связано, но я никогда об этом не думала. А у Марека такая же, а уж он-то руку не ломал.

– И я не ломал, а вот же! И у Маринки есть. Маринка – это моя сестра, она сейчас в Лондоне учится. А у мамы не было…

Димка вздохнул и искоса посмотрел на Нику. Что будет, если отец, например, женится на ней и она к ним переедет? Но она же не бросит свое кафе, или клуб, как они его называют, и не бросит Марека с Иркой… Сложно-то как все у взрослых.

– Ника, давай позавтракаем. – Матвеев прервал молчание. – Димка, пододвинь табурет, я поставлю тарелку.

– Я не хочу есть, – отказалась она.

– А надо. – Матвеев погладил ее по голове. – Есть отличный куриный бульон, и ты его съешь, иначе я позвоню Ларисе, она нажалуется Семенычу… ну, ты все знаешь о шантаже. Давай поедим.

У Матвеева возникло ощущение, что он давным-давно знает и Нику, и Ларису с Семенычем, и Леху Булатова. Это было странное ощущение, потому что теперь эти люди станут частью его жизни, просто записать их в шапочные знакомые он уже не сможет. Что-то забытое вернулось в его жизнь – а может, сама жизнь вернулась? Когда он вот так быстро сходился с кем-то? Давно, еще до смерти Томки, а потом закружило его, он отгородился от всех – и от всего нового тоже. И вот снова он живет как раньше – немного несуразно, на грани куража, и ему это нравится, несмотря ни на что.

– Горячо…

– Сейчас остынет. Давай, я совсем немного налил. Сам Панфилов готовил, он еще со студенческих времен мастер варить супы. Мы-то, приехав от родителей, ничего толком не умели – ну, максимум картошку в мундире и яичницу, а Панфилов вышел на общую кухню и принялся варить настоящий суп! Да мы обалдели просто, веришь? Со временем все научились готовить, на картошке в мундире далеко не уедешь – но он уже умел, представляешь?

– Серьезная заявка на победу.

– Ну да! У него мать работала по какому-то вахтовому методу, а больше никого не было, и его подкармливали сердобольные соседки. А потом ему надоело побираться, он подошел в школе к учительнице труда, что преподавала у девчонок, и попросил дать ему рецепт супа. Объяснил, что к чему, – Сашка умеет, и она, расчувствовавшись, пришла

к нему домой и показала, как и что надо готовить. Он всегда говорил, что умение готовить для мужчины – это еще одна ступенька к свободе.

– Он не женат?

– Был когда-то, но как-то сразу стало заметно, что брак этот… временный. Ну а потом он и не женился больше. Да и работа у нас, понимаешь, требует много сил и…

В прихожей раздался звонок. Ника проглотила последнюю ложку супа и опустилась на подушки – кто бы там ни был, она не одна. И она рада этому.

Слышен спор, голоса, дверь открывается. Ника удивленно смотрит на вошедшую.

– Привет, мам. Что ты здесь делаешь?

Мать смотрит на нее с каким-то странным выражением, какого Ника давно уже у нее не видела.

– Мам?

– Я ушла от них. Если ты меня прогонишь, я пойму, но я ушла от них.

Матвеев смотрит на гостью с заметной враждебностью. То, что он узнал о семье Ники, а больше – то, о чем он догадался, хоть она и смолчала, не добавляет прибывшей шарма в его глазах, хотя когда-то она, безусловно, была красивой женщиной. Но то, что она сделала с Никой, или то, что делал муж с ее молчаливого согласия, не должно было случиться. Но – случилось.

– Ну куда я тебя прогоню, – ответила Ника устало. – Но у меня сейчас гостей многовато, и где тебя уложить, я не знаю. Знакомься, Макс – это моя мама, Стефания Романовна.

– А раскладушку вот тут поставим. – Димка кивает на пространство у балкона. – Купим еще одну и поместимся. Кушать будете?

Гостья удивленно смотрит на деловитого подростка.

– Есть суп, дядя Саша сварил. Хотите?

– О чем тут спрашивать. – Матвеев поднялся и взял тарелку, которую опустошила Ника. – Дим, ты с Никой побудь, а я угощу гостью.

На кухне он жестом приглашает ее сесть, и она усаживается на табурет. Здесь светло, и Матвеев видит, что женщина совсем измучена – заплаканные глаза, бледность, тени под глазами говорят о том, какое сложное решение она приняла, но ему ее совсем не жаль.

– Надеюсь, вы понимаете, в каком ваша дочь состоянии, ее совершенно нельзя волновать.

– Послушайте, я не знаю, кто вы, но…

– Нет, это вы послушайте. – Максим чувствует, что на него снизошла ярость, которая иногда толкала его на отчаянные поступки. – Вы являетесь сюда – навеки поселиться, совершенно не зная, что происходит. Ваша младшая дочь организовала нападение на Нику, чтобы…

– Я знаю. Они хотели забрать ее бизнес. Простите, как вас зовут?

– Матвеев Максим Николаевич. Так вы знаете?

– Да, я слышала ночью разговор мужа с Евгенией – по телефону, а потом он орал и бегал по квартире. Меня он в расчет никогда не принимал, а потому в выражениях не стеснялся.

– И вы…

– Я собрала вещи и уехала, пока он брился. Он всегда, знаете ли, долго бреется по утрам, очень любит этот процесс. Ну и я сбежала. Ника может с ним бороться, а я – нет. Никогда не могла, потому я так виновата перед ней… Мама меня так и не простила за это. Но теперь – все, это стало последней каплей…