Найти тебя
Шрифт:
— С Эйданом Куни я тоже никогда бы не была счастлива, — согласилась Селестрия. — Правда, мне жаль, что я замутила всю эту воду и дала молодому человеку надежду, но, думаю, он когда-нибудь меня простит.
Лотти наклонилась вперед.
— Расскажи мне, Селестрия, что представляет собой Хэмиш.
— Он не похож ни на кого другого, — ответила она. — Дедушка бы одобрил мой выбор.
Памела сидела в библиотеке отца, в потертом кожаном кресле, в котором он, должно быть, коротал время после ужина, покуривая сигару возле камина, и размышляла о жизни. Решение дочери вернуться в Италию и выйти замуж за вдовца стало для нее неприятной неожиданностью. Селестрии следовало послушаться мать
Размышляя, она заметила небольшую стопку писем на столе, после чего встала и взяла их с намерением бросить в огонь. Однако один конверт, надписанный почерком Селестрии, привлек ее внимание. Взяв его в руки, Памела долго смотрела на него. Дочка не потрудилась ей написать ни строчки из Италии, и она почувствовала себя слегка обиженной. Перевернув конверт, она вскрыла его ногтем. Но в тот же миг поняла, что совершает грех: читать чужие письма нельзя, а она должна теперь быть праведницей! Письмо-то адресовано не ей. Это не ее дело. И Памела тяжело вздохнула, чувствуя, как мучительно в ней борются чувства любопытства и элементарной порядочности. «Держу пари, что она все рассказала ему в письме об этом Гарри Макклауде», — сердито подумала она. Памела барабанила по письму наманикюренными ноготками, раздумывая, что делать, выбирая между плохим человеком, которым она была, и хорошим человеком, которым она очень хотела быть.
Она перевела взгляд на огонь, пылающий за решеткой.
— Господи! — произнесла она с чувством разочарования. — Как же все-таки трудно быть хорошей. — Она решительно подошла к камину, сгорая от желания хоть краем глаза взглянуть на первые несколько строк. Селестрия никогда бы не узнала, да и ведь она же ее мать. Но Господь знает все! Она снова вздохнула и покачала головой. — Нет, я все-таки хочу попасть в рай! — сказала она, закатив глаза под потолок, затем собралась с духом, бросила письмо в огонь и долго наблюдала, как языки пламени пожирают его. Почувствовав себя вполне добродетельной, Памела вернулась в гостиную. «А теперь еще как-то нужно сделать вид, что я очень рада решению своей дочери выйти замуж за этого Макклауда», — подумала она и прошептала: «Господи, ну согласись, что моя дочь ведет себя крайне неблагоразумно, решившись на это!»
Вернувшись в холл, она увидела похожего на медведя мужчину, стоящего на коврике. Вода стекала с него ручьем. Волосы незнакомца были длинными, кожа смуглой, а одежда больше напоминала лохмотья. На ногах у него были легкие летние туфли, совершенно непригодные для шотландского климата и к тому же забрызганные краской. Она не на шутку испугалась и остановилась на почтительном расстоянии, подозревая, что он бродяга, который явился сюда без приглашения.
— Кто вы? — воскликнула женщина, оглядывая его с головы до ног с отвращением.
— Не имеет значения! — проревел он, глядя в сторону гостиной, из которой доносился шум голосов и вился дым дорогих сигарет.
— Вам туда нельзя! — воскликнула она. — Боже мой! — При этих словах он повернулся и внимательно посмотрел на нее, прищурив глаза. Догадавшись, что перед ним мать Селестрии, он приветливо улыбнулся. Памела изумилась столь внезапному перевоплощению и почувствовала, как румянец залил ее щеки. У него была чертовски обворожительная улыбка! Она перекрестилась.
— Не беспокойтесь, — произнес он. — Я пришел за Селестрией.
— Моей дочерью? — ахнула она. — Вы пришли… за Селестрией? — Памела почувствовала легкое
— Меня зовут Хэмиш Макклауд.
Селестрия все еще сидела на диване, разговаривая с Лотти, когда в дверном проеме вдруг возник огромный силуэт Хэмиша. Она осеклась на полуслове, ощутив перемену в атмосфере гостиной. Лотти смотрела то на нее, то на дверь с отвисшей челюстью.
— Кто это?
Селестрия почувствовала, как у нее внутри все оборвалось еще до того, как она решилась взглянуть в его сторону. Наконец, набравшись решимости, она подняла взор и увидела его. Хэмиш стоял в дверях, ища ее глазами, глубокая морщина пролегла через его лоб. Сердце девушки переполнили одновременно радость и сострадание. Среди всех этих элегантных людей, пришедших на траурную церемонию, он в своей странной перепачканной одежде выглядел нелепо. Она поднялась навстречу, и он наконец увидел ее. С потеплевшим взглядом, с широкой обаятельной улыбкой, сразу же осветившей его лицо, Хэмиш раскрыл объятия и решительно зашагал через толпу людей, расступающихся перед ним в полном замешательстве.
— Ты приехал за мной! — выдохнула она, позволяя ему обнять себя и закружить над полом, так что ее ножки в черных туфельках на каблуках замелькали в воздухе. Подняв вуаль, приколотую к шляпе, она прижалась к нему губами. Запах любимого мужчины снова напомнил ей о Марелатте и обо всем том, что было хорошего в нем. Закрыв глаза, Селестрия ощутила головокружительный прилив чувств, окунувших ее в воспоминания о старой крепости, маленькой бухточке и тому особенному месту под сучковатым вечнозеленым деревом, где они впервые подарили друг другу свою любовь…
— Ты пришел, чтобы отвезти меня назад, — прошептала она, счастливая.
— Нет, я пришел, чтобы быть с тобой.
Она отстранилась и внимательно посмотрела на него.
— Ты смог бы остаться здесь ради меня?
— Я люблю тебя, Селестрия, и просто хочу быть с тобой. И мне уже все равно, где это будет. Я просто хочу сделать тебя счастливой. Без тебя я счастлив уже никогда не буду!
Она увидела в его глазах что-то новое, незнакомое, что-то похожее на голубое небо, сверкающее утром после шторма.
— А по-моему, ты сказал, что никогда не покинешь Марелатт.
— Только ты можешь заставить меня сделать это.
Памела стояла в дверях, уставившись на них с таким же недоумением, как и все остальные гости. В гостиной повисла тишина, и вдруг солнце вышло из-за туч и осветило комнату через окна ярким светом. Стало удивительно светло, несмотря на то что дождь все еще шел. Так, значит, это тот мужчина, который похитил сердце ее дочери! Она вздохнула, глядя на удивительный золотой свет, льющийся из окон. Памела никогда не одобрила бы выбора своей дочери, но она ясно ощущала незримое присутствие души покойного отца и чувствовала, что он бы сейчас был на стороне своей внучки.
— Давай поедем домой, — сказала Селестрия, и ее ноги вновь коснулись пола.
— И где же наш дом? — спросил Хэмиш, беря ее за руку.
— В Марелатте, — невозмутимо произнесла она.
Он выглядел удивленным.
— В Марелатте?
— Да. Мы принадлежим ему со всеми нашими воспоминаниями, как плохими, так и хорошими.
— Ты действительно так думаешь? — Счастливое выражение его лица наполнило ее сердце радостью.
— Я не приношу себя в жертву, Хэмиш. Я хочу жить там, хочу растить наших детей на том пляже, покрытом галькой. Я хочу показывать им ту луну, похожую на огромную головку сыра моцарелла. Ты сказал, что наши судьбы переплетены. Тогда Марелатт — это то место, неотъемлемой частью которого мы являемся.