Назначаю тебя палачом
Шрифт:
– Лечилась. Аркадий все оплатил. Печень ни к черту была… теперь на лекарствах. Скоро поедем с ребятами в «Бархатные сезоны» в Сочи, там подлечусь. А ты как, Эммочка?
«Она все знает», – подумала я. Хотя разве, если бы не знала, не спросила бы? Обычный вопрос!
– Мы разводимся, – сказала я и заревела в голос.
Она промолчала. Точно все знает!
– Если тебе негде будет жить, можешь приехать ко мне. Вместе что-нибудь придумаем. Аркадий не скупится на детей, у меня есть деньги, и я могу помочь тебе снять квартиру где-нибудь в спальном районе на месяц-два…
– Оксана, он угрожает мне… – шептала я, глотая слезы.
– В смысле – угрожает?
– Что если я попытаюсь что-нибудь отсудить, то он убьет меня… Я прожила с ним почти двадцать лет и, получается, ничего не нажила. Ничего не накопила на черный день. Шубы вот продаю… До конца января я должна исчезнуть, понимаешь?
– Да, понимаю. Как никто другой понимаю, – каким-то отстраненным голосом проговорила Оксана, словно из последних сил сдерживая слезы. – Сама знаешь, что со мной было…
– Он бил меня, оскорблял… А что я ему сделала?
– Ответа на этот вопрос не существует, вот в чем дело.
– Ладно, подружка, спасибо, что выслушала. Я ужасно рада за тебя. И спасибо за поддержку, – всхлипнула я напоследок.
– Обращайся. Всегда помогу.
Я отключила телефон. Так странно стало на душе. С одной стороны, вроде бы я была рада, что у подруги все так более-менее благополучно сложилось, с другой – у меня-то никогда такого не будет. Виктор не купит мне даже комнату, не говоря уже о том, чтобы содержать меня. И все почему? Потому что я не смогла родить ему детей. А не родила потому, что сделала от него семь абортов! И именно он настаивал на этом. Так что делать? И зачем чего-то ждать? Зачем проедать последние деньги, когда надо поскорее сваливать отсюда, ехать к матери, покупать коров…
И вдруг мои мысли стали настолько реалистичными, а нарисованная в воображении мрачноватая картинка хлева с жующими в стойлах огромными коровами и бородатыми козами стала увеличиваться в размерах и надвигаться на меня, еще немного – и какая-нибудь из коров хлестнет меня своим грязным, в зеленоватом жидком навозе хвостом, да еще и запах пошел, такой тошнотворный, теплый….
Бррр… Меня затошнило!
Нет-нет! Я никуда не поеду! Никуда этот хлев с коровами от меня не денется. Может, я придумаю еще что-нибудь, рискну и найму адвоката, который поможет мне отсудить хотя бы какую-нибудь квартиру или другую недвижимость…
Про Испанию, нашу виллу, можно пока забыть. В сложное время все это со мной случилось. Военная операция на Украине заставила все наше сытое, привыкшее к комфорту окружение замереть, затаиться… Многие побежали в разные стороны, туда, где, как им кажется, будет спокойнее и безопаснее.
Виктор сразу решил для себя остаться – здесь, в России, у него серьезный бизнес, а кому он будет нужен в Европе? Да в той же Испании? К тому же в прошлом году он начал строительство отеля в Лазаревском. И ведь все эти его страхи и переживания, которые были поначалу, мы разделяли вместе! И если и была у него интрижка на стороне, то я ничего об этом не знала, во всяком случае, все в доме было более-менее
Конечно, никакой близости, ни душевной, ни физической, уже не было, и мы давно уже спали в разных спальнях, но и тревоги особой я рядом с мужем не испытывала. Да, по телевизору на моих глазах разрушались города, раздавались взрывы, где-то там, далеко от меня, на многострадальном Донбассе, царили хаос и настоящий ад, но что могла сделать я, слабая женщина?
Так я себя, во всяком случае, успокаивала. Но потом, поддавшись патриотическому порыву, начала переводить небольшие суммы на специальный счет, созданный для сбора средств для бойцов на передовой, отвозила коробки с теплыми вещами в пункты гуманитарной помощи.
…Открыв холодильник, я обнаружила, что пропал кусок ветчины. Внушительный такой ломоть розовой вкуснейшей ветчины, которую вчера мне с остальными продуктами привез курьер из супермаркета.
Подняв взгляд на верхнюю полку, я обнаружила, что в прозрачном пластиковом контейнере с пирожными осталось только одно. А было три!
Я тщательнейшим образом произвела ревизию холодильника, заодно машинально протерла полки, чтобы постараться все же найти пропавшие продукты, но не нашла.
Да что же это со мной такое происходит? Может, я стала лунатиком и теперь по ночам хожу по дому и опустошаю холодильник? Только этого мне еще и не хватало!
Правильно говорит моя мама: самое страшное – это проблема с головой. Вот пусть все заболит, считает она, только не мозг. Вот тогда все – пиши пропало.
Получается, что у меня разрядился мой мозговой аккумулятор?
Аппетит пропал, я выпила лишь пару глотков кофе и решила освежиться под душем.
Может быть, даже, решила я, сделаю себе контрастный душ, чтобы разбудить сонную кровь, глядишь, и голова заработает яснее.
Но когда я, ополоснувшись под душем и даже успев замерзнуть от потока ледяной воды, которой окатила себя напоследок, вышла, встала на мягкий коврик и набросила на себя полотенце, то поняла, что оно мокрое. Причем именно мокрое, даже не влажное, потому что тот, что воспользовался им, моим толстым розовым бразильским полотенцем, даже не удосужился повесить его на теплый полотенцесушитель! А просто просунул в держатель полотенец в форме кольца на стене, который мы с Виктором уже давно не использовали, с тех пор как установили электрический полотенцесушитель.
Спросите, что это я так зациклилась на этом полотенце? Да потому что никто, кроме меня, не мог пользоваться ванной комнатой. Я проживала в доме одна! И даже не проживала, а доживала последние денечки перед тем, как покинуть этот домашний рай и отправиться в сельский, полный страданий, грязи и вони ад.
Но тогда кто же помылся здесь и воспользовался полотенцем? Получается, тоже я?
Я, дрожа от отвращения, голая добежала до бельевого шкафа, схватила чистое сухое полотенце и обмоталась им, взяла еще одно и закрутила тюрбаном на мокрых волосах. Потом вернулась в ванную комнату и швырнула использованное кем-то (ну не может быть, чтобы это была я!) мокрое полотенце в стиральную машину.