Не без вранья
Шрифт:
Пунин написал про Лилю кое-что интересное: «Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения: у нее торжественные глаза, есть наглое и сладкое в лице с накрашенными губами и темными веками, она молчит и никогда не кончает…»
Что означало «никогда не кончает» тогда, в 1920 году? То же, что и сейчас: что у нее не бывает оргазма.
Неужели?.. Лиля, такая сексуальная, раскованная, не умеет получать оргазм? Фрейд радостно схватился бы за нее и поставил ей диагноз: она меняет мужчин в надежде достигнуть оргазма. Ей интересен каждый новый мужчина с физической точки зрения — как с ним будет? И с каждым новым мужчиной она надеется испытать что-то новое, сильное. Возможно
Возможно, Фрейд и оказался бы прав, но отчего-то кажется более вероятным, что именно с Пуниным ей было не вполне хорошо, а с другими — прекрасно.
Пунин далеко не красавец, скорее даже непривлекательный внешне, с безвольным подбородком, женственным лицом — с Маяковским не сравнить. Глупо говорить «Маяковский лучше», но ведь он лучше, лучше, лучше!!! Сейчас, летом двадцатого года, им вместе хорошо и спокойно. Зачем Лиле Пунин, этот умница, позер и плакса, с которым у нее не бывает оргазма? Да просто она любит романы.
Лиля восхищалась интеллектом Пунина и хотела, чтобы он оценил ее интеллект. Лиля хотела разговаривать об искусстве, а Пунин хотел с ней спать.
«Муж оставил на ней сухую самоуверенность, Маяковский — забитость, но эта „самая обаятельная женщина“ много знает о человеческой любви и любви чувственной. Ее спасает способность любить, сила любви, определенность требований. Не представляю себе женщины, которой я мог бы обладать с большей полнотой. Физически она создана для меня, но она разговаривает об искусстве — я не мог…»
Похоже, что Лилин интеллект его не поразил. Лиля царила интеллектуально, в общем-то, не в самой образованной среде, рядом с необразованным Маяковским, а Пунин — искусствовед, профессионал, и Лиля не смогла очаровать его начитанностью и яркой остроумной болтовней об искусстве. Он не захотел разговаривать с дамой «о прекрасном», зато очень восхищался Лилей как любовницей.
«…Если потеряешь такую красивую женщину, с такими темными и большими глазами, с таким красивым дрожащим ртом, с таким легким шагом, такую сладкую и томящую, такую необходимую и такую неприемлемую, как неприемлемы условия мира, — легко отдавать себя всем вещам и всем людям, которыми больше не дорожишь».
Роман быстро закончился. Уже в начале июня Пунин записал в дневнике:
«Виделись, была у меня, был у нее. Много говорили о своих днях после моего отъезда. Когда так любит девочка, еще не забывшая географию, или когда так любит женщина, беспомощная и прижавшаяся к жизни, — тяжело и страшно, но когда Лиля Б., которая много знает о любви, крепкая и вымеренная, балованная, гордая и выдержанная, так любит — хорошо. Но к соглашению мы не пришли. Вечером первого я вернулся от нее из „Астории“, где нельзя было говорить, и позвонил; в комнате она была уже не одна, и я сказал ей, что для меня она интересна только физически и что, если она согласна так понимать меня, будем видеться, другого я не хочу и не могу, если же не согласна, прошу ее сделать так, чтобы не видеться. „Не будем видеться“. — Она попрощалась и повесила трубку».
В тот же день Пунин, со слов общего знакомого, записывает: «Л. Б. в тяжелом состоянии, мечется и вся в истерике; в таком виде он еще никогда ее не видел (он ее знает давно), ему страшно смотреть на нее, что-то
Истерика, обида… Но обидеть человека можно, только задев его там, где у него действительно больное место. Лиля всегда бурно переживала все свои романы, а здесь еще и обидно ужасно! Как это она «интересна только физически»?! А ее «разговоры об искусстве», ее мысли, к которым так почтительно прислушивался Маяковский, не интересны?! Она считала, что главное ее оружие не сексуальность, а интеллектуальная власть, и свой интеллект ценила больше, чем привлекательность… У Лили нашелся комплекс, хотя бы один, комплекс интеллектуальной неполноценности. Иначе откуда у нее желание всю жизнь быть с мужчинами, интеллектуально выше ее?
В конце июня Пунин пишет: «Воспоминания о Л. Б. все реже и бесцветнее…»
Но самое интересное в этом романе не то, что он вообще был, и не то, что прервал отношения Пунин, а не сама Лиля. Самое интересное другое: три года прошло, сколько романов у Лили было, сколько жизни, но Лиля не сдалась, и при случае у нее возникла мысль — а не попробовать ли еще раз?..
Через три года — три года! — в марте 1923 года Пунин пишет:
«Л. Б. говорила о своем еще живом чувстве, о том, как много „ревела“ из-за меня… Но она одного не знает, что я разлюбился, что вообще ничего не могло быть без влюбленности, какая бы она, Лиля, ни была… Л. Б. думает, что я не неравнодушен, что я не как камень сейчас по отношению к ней. Она гладила мою руку и хотела, чтобы я ее поцеловал, я ее не поцеловал, помня Ан.».
«Ан.» — это Анна Ахматова, ее роман с Пуниным начался в 1922 году. В 1922 году, когда прошло два года после страсти Пунина, она написала о Лиле: «Лицо несвежее, волосы крашеные и на истасканном лице наглые глаза». Никто, ни один человек с ней не согласен, напротив, все, кто встречался тогда с Лилей, отмечали, как она необыкновенно хороша. Ахматова всю жизнь ненавидела Лилю — за ее связи с ЧК? За ее предположительную вину в смерти Маяковского? Или за роман с Пуниным?
Она искренне видела Лилю именно такой, истасканной, с наглыми глазами — потому что ее два года назад любил Пунин. Он же был такой рефлексирующий нытик, что наверняка рассказал ей о том, какая Лиля удивительная любовница, как она физически была идеально создана для него, и, конечно, это неприятно.
Этот ли роман, другие ли, но на даче в Пушкине Лиля с Маяковским жили мирно и любовно, а с дачи втроем переехали в Водопьяный переулок. Вот наконец-то возник жилищный вопрос, такой для всех нас болезненный — и для них тоже….
До этого у Бриков и Маяковского была двенадцатиметровая комната, а из нее они переехали в квартиру в Водопьяном, в самом центре Москвы. Это была коммунальная квартира, где у них были три большие комнаты. Из двенадцатиметровой комнаты в три большие, такое внезапное улучшение жилищных условий, почему?..
В июне Брик поступил на работу — в ЧК. Правда, юрисконсультом, а не кем-то страшным вроде следователя, но в ЧК. Брик ведь уже давно не юрист, он — филолог, идеолог культуры. А в этом нешуточном учреждении его назвали юрисконсультом и вменили в обязанность, кроме непонятно каких юридических услуг, совершенно понятную вещь — наблюдать за «буржуями». Он ведь сам из «буржуев» и поэтому их нравы хорошо знает.
Как же Брик, культурный, а значит, брезгливый человек, мог? Ведь все-таки ЧК, охранка, тайная полиция — приличные люди туда не ходят. Значит, Брик был «неприличный»?